|
Куда бы ни передвигалось стадо выдр, оно всегда находится в полном составе. Иногда кажется, что его передвижение бесцельно. Неподалеку от места обитания выдр есть еще две заросли ламинарий, где можно заночевать, и порой стадо целый вечер плавает от одной заросли к другой. Все выдры отплывают одновременно и передвигаются неторопливо; возле второй заросли они делают привал, а потом плывут к третьей, где находятся несколько дольше по времени. Затем они плывут обратно к первой заросли, а после возвращения туда вскоре опять повторяют все путешествие. Так они и плавают по этому треугольнику до той поры, пока солнце не перестанет освещать горизонт. Трудно понять, для чего они плавают, разве что ради удовольствия (вполне вероятно, что это единственно правильное объяснение).
Существует целый ряд сведений, которые детеныш должен приобрести. Для морских выдр это особенно важно, так как непрерывное пребывание этих животных в океане — новое для них состояние. Некоторые формы поведения, которые могли бы быть автоматическими, если бы они вырабатывались на протяжении тысячелетий, должны приобретаться морскими выдрами заново.
Всего лишь сотню лет назад морские выдры обитали на берегах северной части Тихого океана. Там, на островах, они находили себе пищу, приют, грелись на солнышке, спаривались и растили потомство. Они много времени проводили в воде, так как ценили создаваемую водной средой свободу ныряния, кружения, бултыхания или просто дрейфа на укачивающих их волнах. Ни одно животное, ограниченное хождением или беганием по суше, не могло доставить себе столько развлечений. И все же для выдры земля была родным домом.
Алеуты — народ, похожий на эскимосов,— владели островами, где обитали морские выдры. Это был немногочисленный народ, промышлявший выдру в тех небольших размерах, которые ему были нужны для изготовления одежды. В те времена выдры водились сотнями тысяч и человек не представлял для них опасности.
Несколько позже эти стада были обнаружены русскими зверобоями, которые сообразили, что морская выдра — одно из наиболее ценных животных на свете. Были организованы охотничьи артели, их участники выбивали целые стада, а добытые ими шкуры отправлялись в Китай и Европу, где их продавали по пятьсот долларов за штуку.
Когда в 1867 году Соединенные Штаты купили у русских Аляску, на морских выдр стали покушаться еще более жадные белые люди (промышлявшие здесь ранее русские зверобои соблюдали твердое правило — не убивать самок и детенышей), которые и довели дело до того, что эти животные исчезли с Алеутских островов. Убедившись, что морские выдры находятся на грани полного исчезновения, люди установили закон, запрещающий на них охоту. Это событие произошло в 1916 году, но задолго до него морские выдры сами попытались спасти жалкие остатки своего племени и переселились в заросли ламинарии. Здесь они научились укутываться листьями водорослей, чтобы морской прилив не отнес их во время сна к негостеприимным берегам, они научились также находить себе пищу в глубинах океана. Не подлежит сомнению, что процессы спаривания, рождения и выращивания потомства в водной среде были для них абсолютно новыми, но животные сумели справиться с трудностями. Они даже постигли самые совершенные методы укрытия от врагов.
Примерно двадцать лет спустя морские выдры нашли небольшую бухту, которую сочли для себя безопасной, так как подход к ней был прегражден высокой скалой. Здесь они снова начали выходить на берег, как это делали их предки в минувшие века. Но люди оказались и здесь, и в день Четвертого июля они устроили на вершине скалы фейерверк, который навсегда отпугнул животных от этого места (возможно, что к лучшему для них).
Насильно перемещенные животные — эмигранты с суши, на которой они проживали с незапамятных времен,— стали создавать новые формы поведения в новых для себя условиях существования. Интересно было бы узнать, ощущает ли молодняк морской выдры, обреченный теперь на жизнь в океане, свою оторванность от привычных корней, связывавших его предков с сушей на протяжении многих веков? Если это так, то не служит ли непрестанная забота матери-выдры проявлением помощи в процессе осознания молодым поколением того факта, что основным местом обитания теперь являются заросли ламинарии? А может быть, она сама ощущает эту оторванность от суши? И может быть, ей никогда не удастся полностью «переубедить» своего детеныша?
Те же самые вопросы уместно задать и человеческим родителям и их детям, так как все мы живем в изменяющейся среде (что особенно остро ощущают люди из сельских местностей, вынужденные перебраться в город).
У матери — морской выдры есть свои особые проблемы, однако имеются и общие проблемы, которые возникают перед всеми матерями. Казалось бы, что условия жизни самки черного медведя привычны для нее, но и у нее возникают трудности, обусловленные темпераментом ее детенышей, да отчасти и ее собственным.
Как и в минувшие годы, самка черного медведя увидела своих медвежат только когда им исполнилось два месяца. Они родились в начале февраля в кромешной тьме зимней берлоги —медведица вырыла ее прошлой осенью под стволом рухнувшего тополя. Вскоре эту берлогу замело снежным бураном, и осталась только узкая щель, через которую проникал свежий воздух.
В момент рождения медвежата весили менее пятисот граммов каждый (если взять то же соотношение веса ребенка к весу матери, то человеческий отпрыск должен был бы весить не более ста сорока граммов).
И хотя медведица не могла увидеть в берлоге своих детей, их нежный молочный запах отлично был ей знаком — она ощущала их мордочки возле своих сосков. Медведица всегда старалась устроить детенышей поудобнее, если они засыпали. Она знала их голоса: когда они ее сосали, раздавалось нечто вроде мурлыканья, а медвежата слышали в ответ баюкающую колыбельную песню.
Настоящее знакомство с детьми произошло в апреле, когда снег растаял и вслед за проливными дождями наступила солнечная погода. Медведица вылезла на яркий свет, чтобы отправиться на поиски пищи. На протяжении почти всей зимы она спала, а когда спячка закончилась, она тщательно вылизала медвежат. Она ощутила языком, что их первоначальный нежный и короткий пушок сменился более плотным мехом. К тому дню, когда медвежатам предстояло вылезть на дневной свет, их мех стал достаточно длинным, чтобы сделать их похожими на черные шарики. И они будут напоминать пушистые, катающиеся по земле шарики, пока не научатся бегать и не перестанут валиться из стороны в сторону.
Впервые встав на ноги, они сразу решили заковылять вслед за матерью. Медведица очень хотела пить и нетерпеливо ворчала, принюхиваясь, куда бы пойти за водой. После дождя в лесу были лужи, но обоняние подсказывало ей, что они расположены недостаточно близко от берлоги. Слишком опасно водить к этим лужам медвежат, пока они так малы и беспомощны. Тогда медведица загнала их в берлогу и прорычала что-то, правильно понятое медвежатами как требование не вылезать из дома.
Напившись вволю в яме, заполненной дождевой водой, она поспешила обратно в берлогу. Так началось для нее напряженное лето, состоявшее из цепи забот, как прокормить, защитить и обучить своих капризных и своевольных детенышей.
Сегодня, не успев еще очнуться от длительной спячки, она не нашла в себе достаточно сил, чтобы выкопать нужные ей корни съедобных растений. Она села на землю, прислонилась к тополю, и ее голова стала дремотно клониться из стороны в сторону.
У нее было плохое от природы зрение, и она не стремилась всматриваться в окружающее. Весенний ветерок доносил до нее самые разные запахи, и она могла оставаться в неподвижности до тех пор, пока что-либо подозрительное не выводило ее из состояния томительной летаргии. Допустим, что до нее дошел запах находящихся поблизости койотов, тогда она проснется в мгновение ока.
У нее самой нет опасных врагов, но койоты — а их в этой долине довольно много — не преминут похитить медвежат, пока те малы и не способны защитить себя сами. Конечно, медведица может прогнать койотов, но ей очень трудно уберечь двух близнецов-медвежат, если они недостаточно ловки, чтобы вскарабкаться на дерево.
Взрослые медведи-самцы тоже представляют для ее детенышей опасность, а поэтому надо скорее обучить медвежат лазить по высоким ветвям деревьев, на которые ни один взрослый медведь не полезет — они не выдержат его тяжести. Урок лазанья по любым деревьям, за исключением кедра, будет первым уроком в жизни медвежат. Влезать на кедры позволяется медвежатам только в самом раннем возрасте, но, как только они становятся старше, и их когти начинают сдирать с кедра клочковатую кору, для них возникает опасность падения.
Очень скоро медвежата поймут, что играть гораздо приятнее и привольнее на заросшей полынью прогалине, где чудесно продувает душистый ветерок, приносящий прохладу и разгоняющий комаров. Медведица тоже любит эту прогалину, но так как у нее Два детеныша, она пока прячется в лесу.
Такая непрерывная настороженность кажется несовместимой с обликом понуро сидящего возле рухнувшего клена и дремлющего животного, но нам хорошо известно, что медведица может молниеносно побороть дремоту. У нее отлично развито чувство ответственности за судьбу и безопасность своих детей — недаром среди диких животных она принадлежит к числу лучших матерей.
Для медведицы совсем не характерна нервная возбудимость, столь обычная для всех промышляющих добычу животных. Ей приходилось видеть, как койот охотился на бурундуков. Когда бурундук беспечно поедал клевер, койот подкрадывался ближе, а потом в отличном прыжке накрывал бурундука всеми четырьмя лапами. У бедного животного не находилось времени даже пискнуть. Конечно, в случае надобности медведица тоже может быстро передвигаться, но обычно в ее движениях нет ни поспешности, ни достаточной маскировки, а потому бурундуки успевают заблаговременно скрыться в норе. Тогда приходится раскапывать нору, а это очень хлопотное занятие, к тому же обитатели нор могут легко выйти через запасной выход. Но медведи, как правило, все же раскапывают норы бурундуков, чтобы добыть эту вкуснейшую пищу. Когда медвежата подрастают, медведица уже может поручить им следить за запасными выходами.
Другая любимая пища медведей — муравьи, их лучше всего добывать в ясные, солнечные дни. В эти дни муравьи (непревзойденные няньки!) выносят яички из земли поближе к теплу, а сами стоят на страже где-нибудь под плоским камнем или гниющим бревном. Медведям остается только перевернуть муравьиные укрытия и, когда муравьи обнаружены, накрыть их лапой, а потом, насладившись их острым запахом, быстро слизнуть. Такой способ охоты должен быть известен каждому медвежонку с самого раннего возраста, но если он с ним не знаком, то обязан изучить его и знать, как и где искать муравьев на территории в полтора десятка квадратных километров.
Действуя в силу врожденной склонности, медвежонок может самостоятельно усовершенствоваться в ловле из ручья форели, но если он видит, как это делает мать, то обучение идет куда быстрее. Медведица покажет ему речных раков, которые прячутся под подводными камнями, а иногда и у самого берега.
Будучи матерью, медведица обязана ответить на тысячу вопросов «как?» и «где?». Где находятся подземные родники или сырые низины — ведь трава в этих местах самая сочная. Где можно выкопать вкусные съедобные корни? Где можно летом найти разные ягоды, а осенью желуди и орехи? Где больше всего полевых мышей и где проживают бурундуки? Как нужно поступить, если найдешь пчелиный улей в дуплистом дереве? Так как медведица-мать все это раньше узнала от своей матери, то ее прямая обязанность — передать знания рожденным ею детенышам.
Научить молодняк находить себе пищу — всего лишь начало дела; надо еще выучить их правильно передвигаться, показать, где находятся непересыхающие лужи. В этих лужах они будут валяться и вымазывать себя грязью, но не только чтобы защитить себя от мошек, комаров и оводов, а для скорейшего избавления от старой, зудящей шерсти, на смену которой приходит новая. Надо показать медвежатам, где находятся пни, удобные для почесывания спины, деревья, которые можно грызть и царапать, чтобы зубы и когти становились острее. К тому же по этим деревьям можно определить важные вещи. Например, узнать, какие медведи живут по соседству. По деревьям самцы узнают, сколько в этом году будет самок брачного возраста, а самки определят, какие самцы есть в округе, насколько они рослы и сильны: ведь каждый медведь старается поставить отметку на дереве возможно выше и сильнее.
Для медведицы, которая в этом году не спаривается, эти деревья дают точное представление, как близко находятся опасные для медвежат самцы: по резкости запаха она безошибочно определит день и час прихода к дереву медведя.
Медвежатам надо внушить, что многого следует избегать. Например, землероек, очень похожих на мышей, но горьких на вкус, надо сторониться змей и дикобразов, опасаться зыбучих песков и широких рек, где течение бывает настолько сильным, что утаскивает даже лошадей. Медвежата должны держаться подальше от всего этого. Им обязательно нужно выработать в себе определенные привычки. Например, когда идешь по тропе, то надо наступать на старый след, а когда перебираешься через поток, то лучше использовать для переправы ствол рухнувшего дерева, чем идти вброд. Все эти повадки врожденные, но они проявляются раньше благодаря примерам, показанным медведицей-матерью.
Медвежатам не следует пренебрегать проявлением темперамента у взрослых животных: у медведицы флегматическое состояние может мгновенно смениться гневом, особенно при надоедливом приставании, и медвежата вскоре познакомятся с раздражительностью своей матери, так как причиной гнева они будут сами.
Однако вернемся к нашему наблюдению. Вот медвежата вылезли из берлоги и, как подобает многим юным существам, сразу же начинают дурачиться. Но у них легко обнаруживаются свойства, которых не найдешь у большинства молодых животных. Прежде всего это склонность к легкомысленным и граничащим с глупостью поступкам, на которые они способны, едва только вылезают на белый свет. Они непрерывно дерутся, падают, катаются и толкаются. Их любимое занятие — удирать от матери, а потом шлепаться наземь с ужимками, которые своей бессознательной привлекательностью могут спасти виновников от материнского наказания.
Все это не просто игра; игры свойственны любому юному животному, но медвежата играют как безумные, и это может привести к беде. Мать-медведица отлично понимает, насколько уязвимы ее детеныши, пока они не научатся лазать по деревьям и таким образом спасаться от койотов и медведей-самцов, но вместе с тем как трудно внушить им соблюдать осторожность!
Большинство детенышей млекопитающих гораздо лучше слушаются матерей. Например, олененок лежит неподвижно до тех пор, пока мать не позволит ему встать. Даже цыплята прекращают писк, когда наседка подает им сигнал молчать. И все это — врожденные свойства. У медвежат должны быть те же импульсы, и, вероятно, они существуют, но молодые зверьки так охвачены радостью игры, что не успевают вовремя проявить осторожность. Зачастую озлобленность медведицы в минуту мнимой опасности для ее детенышей объясняется тем, что она не в состоянии справиться с расшалившимися медвежатами и предпочитает расправиться с неумеренно любопытными туристами или наблюдателями.
Итак, медведица должна обучить своих детей послушанию. Как она это делает? Во-первых, она старается занять их делом, втягивая в жизнь, свойственную взрослым животным. Ведь им не приходится терять времени попусту — их собственная комплекция весом в несколько сот килограммов требует насыщения, и они должны добывать такую мелюзгу, как муравьев, раков, мышей, а иногда сусликов. Чтобы утолить свой голод и все возрастающий аппетит медвежат, медведица день-деньской разыскивает пищу, но в то же время она обучает сопровождающих ее медвежат, как надо заниматься этим. По-видимому, им нравится приобретать опыт. Если сегодня медвежонку-брату удалось самостоятельно поймать суслика, то, кто знает, быть может, завтра его сестра сумеет выловить рыбу. Приобретенные навыки становятся достоянием медвежат; они понемногу входят во вкус, и всякие глупости вылетают у них из головы.
Метод воспитания, при котором молодое животное перенимает опыт взрослых, свойствен всем млекопитающим. Многие виды животных имеют свои собственные приемы обучения. У сусликов, летучих мышей, рыжих лис, антилоп и других животных есть свой набор навыков, причем настолько жизненно-практичных, что благодаря им очередное поколение молодняка может выжить.
Самка ласки — отличная мать — проходит со своими детенышами целый курс обучения охоты за мышами.
 Волк — прекрасный отец — учит волчат хитроумной тактике стайной охоты. Если перевести на человеческий язык то, что волк-отец говорит своим отпрыскам, то получится примерно следующее: «Ты вместе со своей тетей блокируй стадо карибу слева, а ты будешь помогать матери нападать справа. Ваш дядя обгонит стадо, а потом помчится ему навстречу, чтобы испугать его и остановить. Тогда я сам ворвусь в середину и заставлю оленей разбежаться в разные стороны». Волчатам не нужно дополнительно пояснять, что их первейшая обязанность— нападение на старых или больных оленей карибу, а также на отбившихся от матерей оленят. Это — врожденное побуждение, так сказать, неотъемлемая часть волчьего поведения, но уметь рассеять стадо, чтобы заполучить добычу,— этим приемам стоит поучиться.
Таким образом молодняк наследует опыт родителей. Но молодые животные будут следовать только тем примерам, которым необходимо подражать. Ни одна медведица-мать не ведет себя так, как ее ветреные дочки. Если бы она допустила вольности, то вряд ли дочери беспрекословно слушались ее (например, тогда, когда она приказывает им лезть на дерево).
Если бы молодняк диких животных не стремился повзрослеть (как это мы иногда наблюдаем у детей человека), то звери вырастали бы не приспособленными к жизни (так зачастую бывает в нашей среде). И действительно, зачем нам хотеть стать старше, если вскоре мы начинаем стремиться выглядеть моложе? Лучше подольше оставаться в состоянии беззаботной молодости.
Вот и сейчас эти самые медвежата просто веселые детеныши; почему бы не позволить им быть легкомысленными, ведь в легкомыслии столько радости.
Но если бы медведица-мать следовала подобным воззрениям, то молодняк никогда бы не дожил до солидного возраста и давным-давно перевелись бы медведи на земле. У медведицы-матери нет иного выбора, как быть тем, кем она есть,— взрослым животным, понимающим свою ответственность за судьбу детей. Мы не можем определить, где у животного проходит граница между защитой детенышей и способами их воспитания. Оба проявления родительских обязанностей — защита и воспитание — осуществляются одновременно и тесно связаны между собой.
Чаще всего окончательное расставание родителей с подросшим потомством происходит у млекопитающих без каких-либо переживаний. Оно никогда не бывает неожиданным — просто старые узы как бы стираются и возникают новые интересы, заменяющие семейные привязанности. Когда обученное жизненным приемам потомство становится старше, у него появляется интерес к более широкому познанию окружающего мира, к подысканию себе пары и созданию собственной семьи. Иногда дети уходят вместе, и родственная связь между ними помогает им справиться со своей независимостью. Зачастую расставание совпадает с началом у медведицы-матери нового брачного периода. В этом случае все ее внимание обращено на самца, будь то новый избранник или прежний супруг, от которого она отвернулась, когда вступила в фазу активного материнства. Если же подросшие дети не уйдут по своему желанию, то самец их прогонит или по меньшей мере уберет с авансцены.
У медведей, американских лосей и некоторых других животных молодняк какое-то время держится неподалеку, а затем возвращается и остается возле матери, пока не появится новорожденный. Иногда это совместное пребывание длится довольно долго. Если у самки был всего лишь один детеныш и самец не из «ревнивых», то родственная связь между самкой и ее старшим отпрыском продолжается долго и расставание происходит неохотно. Наиболее легкое расставание — это когда все дети уходят сразу, а мать в это время отвлечена новым «романом». Тогда никто ни за кого не цепляется, никто ни на что не претендует и расстаются, что называется, без слез.
Прежде чем закончить разговор о материнстве, надо отметить, что физический контакт между матерью и новорожденным играет у животных огромную роль, и теперь это доказано экспериментальным путем.
Гарри Ф.Харлоу из Висконсинского университета работал вместе с Маргарет Харлоу над экспериментом по изучению приматов, и особенно роли в их жизни любви и привязанностей.
Чтобы создать многочисленную колонию подопытных животных, десять лет назад были отлучены от матерей пятьдесят пять только что родившихся обезьян. Их поместили в питомник, где создали идеальные условия для их кормления и охраны здоровья, а также для наблюдения за ними. Многим человеческим детям можно было бы пожелать столь благоприятных условий для их развития. Единственное, чего были лишены новорожденные обезьяны, — это контакт со своими взрослыми сородичами. Животные могли свободно играть друг с другом, и это давало возможность наблюдать за изменением формы их игры по мере того, как обезьяны взрослели.
Одновременно с этими обезьянами отлучили от матерей другую группу новорожденных обезьян и передали на «воспитание» манекенам — большим куклам, обтянутым мохнатой тканью. Эти куклы искусственно подогревались, чем создавалась имитация тепла материнского тела. Бутылочки с сосками, из которых производилось кормление обезьян, помещали в «груди» манекенов. Обезьяньи детеныши проявляли большой интерес к искусственным матерям, и тогда удалось сделать ценные наблюдения о значении для детенышей тепла и мягкости родительского тела.
Когда эти тепличные обезьяны стали старше, они казались экспериментаторам точно такими же, как их собратья, выросшие в природных условиях. Это обнадеживало исследователей, так как они предполагали создать колонию обезьян, чтобы наблюдать за их размножением и проводить дальнейшие опыты над их потомством. Однако ученые были удивлены, когда обнаружили, что все пятьдесят пять обезьян, выращенные без матерей, так и не смогли достичь состояния, при котором у них возникло бы желание полового общения. Ни один из самцов не проявил интереса к спариванию, а из самок проявила такой интерес лишь одна.
Во второй группе в девяносто обезьян, воспитанных с помощью манекенов, из всех животных четверо стали родителями. Однако надо заметить, что самки, принесшие потомство, плохо обращались со своими детенышами. Они либо игнорировали их, либо относились к ним настолько злобно, что детенышей пришлось отобрать.
Когда «экспериментальные» обезьяны подросли, у них появились и другие удивительные и огорчительные для исследователей свойства. У всех этих животных обнаружились признаки невропатии и даже психоза. Многие из них проводили все время, сидя на одном месте и безразлично глядя в пространство. Они ни к чему не проявляли интереса, даже к остальным обезьянам. Некоторые из них напряженно извивались или принимали уродливые позы, а их собратья впивались в них зубами. Г. Харлоу утверждает, что те же симптомы можно обнаружить и у психически больных людей, находящихся в домах для умалишенных.
Полученные результаты были абсолютно неожиданными, и даже сейчас трудно объяснить, почему раннее и близкое общение с матерью столь важно для детенышей. Как правило, такое общение длится недолго; у обезьян резусов оно продолжается всего лишь несколько месяцев, после чего детеныш уже начинает «действовать матери на нервы». Именно в это время нетерпение матери служит побудительным толчком для начала учебной программы, то есть такого времени, когда присущая матери раздражительность еще не может вызвать ответной враждебной реакции у подросшей обезьяны. Это обычный период в жизни животных — они уже начинают взрослеть, но еще не стремятся к сексуальным отношениям.
В условиях дикой природы детеныш, отлученный от матери, выживает очень редко. До сих пор еще неясно, что же случается с детенышем, которому мать оказала слишком малое или же кратковременное внимание. Может быть, во взрослом состоянии такой детеныш станет «волком-одиночкой»? Люди, хорошо знающие животных, — трапперы, охотники, натуралисты — давно уже предполагают, что одиночество взрослых животных объясняется недостаточностью материнского влияния в период детства.
В описанном нами эксперименте с детенышами-обезьянами, проведенном Г. Харлоу, трудно сказать, что оказалось важнее — физическое общение с живой матерью или материнское эмоциональное воздействие. Если вообще у этих животных существуют чувства, то как они могут их выразить, если никогда не знали способов их выражения? Социальное общение предшествует сексуальному, и если бы не было нормального общения между матерью и детенышем, то социальный инстинкт не смог бы проявиться. Некоторые биологи усматривают в результатах экспериментов Г. Харлоу нечто сходное с теми многочисленными ситуациями, которые возникают у человеческих детей, лишенных в очень раннем возрасте материнского ухода или имевших его в недостаточной степени. Именно такие дети не в состоянии развить в себе социально-правильные формы поведения. Если эти дети не умирают в раннем возрасте, то они, как и подопытные животные Г. Харлоу, становятся нелюдимыми, иногда даже антисоциальными, и зачастую во взрослом состоянии не способны создать собственную семью. Можно высказать предположение, что всякая недостаточность общения матери и ребенка приводит к тому, что импринтинга не происходит.
Как мы говорили ранее, у млекопитающих и птиц явление импринтинга наблюдается в тех случаях, когда детеныш длительно общается с матерью. Некоторые биологи считают, что учащенный обмен голосовыми звуками может являться одним из видов импринтинга.
Человеческое дитя, еще не умеющее двигаться самостоятельно, ощущает связь с матерью через улыбку. Улыбается ребенок, и если мать рядом и она наделена нормальным чувством материнства, то улыбается и она; дитя что-то лепечет, и мать ему вторит. Такой взаимный обмен формирует социальные связи ребенка с родом человеческим, и эти связи он сохранит в течение всей своей жизни.
Так же как у птиц и млекопитающих, у ребенка существует строго определенный период, во время которого у него возникает ощущение сознания, что он принадлежит к определенному виду. Как считают некоторые специалисты, этот период продолжается от возраста в шесть недель до шести месяцев. Если на протяжении этого времени он не избрал кого-либо в качестве объекта своей привязанности и не встретил взаимности, то что-то (не доверие ли?) умирает в его маленьком сердце и, согласно утверждениям детского психолога д-ра Уильяма Голдфарба, уже никогда не сможет возродиться. Теория о том, что несостоявшийся импринтинг является причиной многих последующих бед, была выдвинута д-ром Филиппом Грэем.
Предположение, что существует критический период, иногда очень непродолжительный, только во время которого могут развиваться образцы определенного поведения, было высказано еще в 1892 году Уильямом Джеймсом в его учебнике психологии. Такая концепция получила сейчас широкое признание применительно к разным образцам поведения, вплоть до импринтинга матерью своему отпрыску, из какого вида «пару» ему надлежит в дальнейшем избрать. Известно, что птицы, выкормленные приемными родителями, впоследствии ищут себе пару среди чуждого им вида. Такое свойство наблюдается также у сов, ворон, уток, гусей, выпей и домашних индюков. И, как об этом пишет Р. А. Хинде, «сходные тенденции, конечно, можно обнаружить не только у птиц». До настоящего времени это удивительное свойство было продемонстрировано самыми разными животными, и, как считает Р. А. Хинде, оно распространяется на человеческих детей. И если кто-либо является последователем Фрейда и объясняет человеческое безбрачие сексуальным отклонением от нормы, то пусть внимательнее всмотрится в лишенных материнского ухода обезьян в опыте Харлоу. В этом случае неудача со спариванием объясняется не отклонением от сексуального импульса, а скорее полным его отсутствием.
В воспитании молодняка зачастую принимают участие даже те животные, у которых нет собственного потомства, и они «сознают» свою ответственность в этом деле наравне с настоящими родителями.
Самки белой куропатки ходят «нянчить детей» друг к другу. Однажды в далекой северной тундре я вспугнула белую куропатку, которая прогуливала пятнадцать птенцов. Среднее число птенцов у белой куропатки от четырех до семи — значит, эта самка ходила с приплодом еще одной-двух семей. У птиц, дважды выводящих птенцов за один сезон, молодняк первого поколения помогает вскармливать птенцов второго поколения. Это особенно характерно для обыкновенных и городских ласточек и для камышниц. У пеликанов младшие кормят старших, но, кто знает, может быть, этим они отплачивают за то, что старшие их не съели. Кстати говоря, пеликаны едва ли не единственный вид птиц, у которых может происходить нечто подобное.
 Известно множество рассказов о том, как дикие птицы выкармливают чужих птенцов. Количество примеров настолько велико, что оно дало Гёте повод написать: «Если бы кормление чужаков было законом природы, то сколько тайн можно было бы раскрыть».
Среди млекопитающих наиболее впечатляющий пример — бизоны, у которых защита молодняка — общее дело. К настоящему времени осталось совсем мало бизонов: всего лишь несколько строго контролируемых стад в западных штатах США да еще несколько стад было привезено на Аляску, где они пасутся на свободе. В далекие годы, когда Северная Америка еще только заселялась, топот стад миллионов бизонов гремел, как гром, по всему Западу, и с тех времен сохранилось много заслуживающих внимания описаний этих животных. Среди шкур бизонов изредка, не чаще чем одна на десять тысяч, попадались шкуры, мех которых был тонким, гладким и легким. Индейцы говорили, что это шкуры телят, лишившихся матерей. Такие телята-сироты становились питомцами всего стада — их тщательно вылизывали (вылизывание, как известно, характерно для большинства имеющих мех животных). Осиротевший теленок содержался в чистоте; помимо этого вылизывание было таким же знаком одобрения или поощрения, каким у людей является ласковое похлопывание ребенка. И вот эта превышающая все нормы общая любовь приводила к тому, что у сиротки-бизона появлялась прекрасная, блестящая шерсть.
Огромные стада населявших равнину бизонов состояли из небольших семейных групп по пятьдесят — сто голов в каждой, предводительствуемых старой мудрой самкой. Семейные группы, на которые в летние месяцы распадалось большое стадо, были очень замкнутыми и в то же время члены их были очень преданными друг другу. Когда погибала одна из самок, то другие оставались на месте, предпочитая встретить гибель, но не бросить убитую. Если группа передвигалась, паслась, отдыхала или направлялась на водопой, то во главе ее шла старая предводительница, а десять или более быков охраняли самок и их потомство.
Обычно за такими группами следовали волки — они хоть и промышляли всякую мелюзгу, но не оставляли надежду заполучить отбившегося от стада теленка либо больного или раненого взрослого бизона.
Особенно агрессивно держатся волки во время отела бизонов. Когда наступает срок родов, самка бизона удаляется на небольшое расстояние от стада. Новорожденный первые три-четыре дня еще плохо держится на ногах, и мать стоит с ним рядом. Если волки подходят слишком близко, то самка начинает взывать о помощи. Тогда немедленно появляются быки и становятся кольцом вокруг самки и ее детеныша, лицом к опасности, и угрожающе выставляют рога. Если потом, несколько месяцев спустя, маленький бизон отбежит от стада, то те же быки снова создадут вокруг него защитное кольцо. Этот бизон — сын одного из быков, но поскольку бизоны не образуют отдельных семей, то ни один из них не может считать, что маленький бизон его сын. Он принадлежит к виду бизонов, а этого вполне достаточно, чтобы быки действовали самоотверженно.
Обычная волчья стая состоит из образующих семью волка и волчицы, волчат последнего помета, одного или нескольких отпрысков предыдущего помета, нескольких взрослых волков, приходящихся тетками-дядьками этим волчатам, а иногда просто посторонними, бессемейными волками. Все они помогают воспитывать молодое поколение. Зачастую возле малышей находится бездетная самка, которая берет их под свою защиту на то время, пока волчица-мать охотится вместе с другими волками. Все взрослые волки приносят волчатам пищу. Часто эта пища хранится прямо в желудке у волка и отрыгивается им в столь же нетронутом виде, в каком она была в момент проглатывания. Никто не знает, каким образом удается волку приостановить пищеварительный процесс для той части пищи, которую он намерен отдать волчатам, и возобновить его, если он хочет использовать ее для себя.
Адольф Мюри описывает свои наблюдения за поведением медведицы гризли и ее трех крепышей-медвежат, напавших на находившихся в норе волчат. К удивлению медведицы, в норе находилось еще четверо взрослых волков, которые бросились защищать волчат и были настроены не менее злобно, чем волк-отец.
На следующий день четверо медведей гризли снова подошли к норе, но на этот раз встретились с пятью матерыми волками. Схватка стала ожесточенной, когда медведи попытались проникнуть в нору, чтобы выгнать оттуда всех волков. Не будучи в силах бороться с более мощными, чем они, животными, волки только наскакивали на медведей и кусали их с такой силой и изощренностью, что последним не оставалось ничего другого, как только отбиваться лапами. В конце концов волки отогнали медведей.
Можно предположить, что все взрослые волки считали себя в равной мере ответственными за безопасность волчат, и вполне вероятно, что отец волчат ощущал эту ответственность наравне с остальными и не понимал, что именно он кровный отец. Да и как он мог это понимать? У млекопитающих роль отцов бывает очень различной. Отношение самцов к детенышам может быть даже враждебным, как, например, у медведей, а иногда беззаветно, даже с риском для жизни, преданным, как у лис.
Часто задают вопрос: свойственно ли животным чувство отцовства? Этот вопрос неуместен, так как существует очень много доказательств того, что самцы обладают чувством ответственности за судьбу молодого поколения наравне с самками. Детеныши нуждаются в защите, и она им предоставляется вовсе не потому, что этот детеныш «мой», а в силу распространения родительского инстинкта на весь молодняк вида.
У примитивнейших человеческих племен роль мужчины зачастую понималась неясно. Суеверие приписывало рождение детей влиянию на матерей солнца, дождя, рек и деревьев. В Индии бесплодные женщины ходили вокруг деревьев в надежде, что дух дерева их оплодотворит. Если человеческий разум сумел с таким опозданием понять то, что теперь для всех очевидно, то можно ли считать, что дочеловеческий разум способен осознать более совершенные понятия.
Айра Прогов — психолог и философ — говорит, что животные всегда стремятся сохранить свою жизнь, но в то же время всегда готовы ею пожертвовать ради продолжения рода. Указывая на множество примеров такого самопожертвования, А. Прогов полагает, что настоящий инстинкт у животных заключается не в самосохранении, а в сохранении жизни своего вида. Самопожертвование для блага нового поколения можно увидеть с предельной ясностью в одном из рассказов Виктора Кахалейна.
Лосиха отдыхала в стороне от своего стада, и вдруг она услышала лай койотов, прозвучавший в холодном зимнем воздухе. Более громкий и четкий лай убедил ее, что враг приближается. В полном смятении она бросилась напрямик, через покрытый снегом холм, сопровождаемая четырьмя лосятами. Не все из них были ее лосятами — приплод лосей ограничивается одним, редко Двумя детенышами. Лосята изо всех сил пытались преодолеть заснеженный холм, но застряли в сугробах. Услышав их хныканье, лосиха оглянулась и увидела, в каком они жалком положении. Она повернула обратно и, пренебрегая опасностью, стала спасать лосят. Подталкивая их передними ногами, она вывела их из сугробов и затем выбрала для подъема более длинный, но пологий путь.
К какому роду животного рефлекса можно отнести такой героический поступок? Впрочем, это не имеет значения. Достаточно, что у лосихи было внутреннее побуждение, заставившее ее спасти детенышей того вида, к которому она сама принадлежит, то есть поступить так, чтобы молодняк мог выжить.
[К началу]
|
«— Жмите
НА попугаев, и окажитесь НАВЕРХУ —»
