|
Почему-то принято считать, что открытие человеком способности птиц защищать свою территорию относится к XX веку и началось с опубликования Г. Эллиотом Говардом в 1920 году книги «Территория в жизни птицы». На самом же деле еще Аристотель в своем труде «История животных» писал: «Факт заключается в том, что пара орлов требует значительной территории для своего кормления, а потому она не может позволить другим птицам располагаться поблизости». То же самое он говорил о воронах.
В III веке до нашей эры Зенодот писал: «Один куст не может служить домом для двух зарянок». Точно так же о зарянках в 1555 году говорил Конрад Геснер, а в 1622 году Г. П. Олина писал о них: «Особенность зарянки заключается в том, что она не выносит соседа на своей территории и со всей яростью нападает на каждого, кто пытается оспорить ее право на эту территорию».
Следует заметить, что европейские зарянки — воинственные птицы, но они не так уж часто нападают «со всей яростью».
Бюффон был более точен, когда в XVIII веке писал, что самец зарянки «преследует всех своих сородичей и изгоняет их со своего места жительства». Бюффон писал о соловьях: «Эти птицы очень склонны к отшельничеству... Они выбирают определенное пространство и препятствуют другим вторгаться на их территорию. Такое поведение не вызывается соперничеством, как предполагают некоторые, а диктуется необходимостью вскармливать птенцов, что связано с потребностью в территории, где может быть найдена пища».
 Джильберт Уайт предполагает, что вопрос о территории основан на сексуальном соперничестве. Он пишет: «В период влюбленности птиц самцов охватывает такое сильное чувство ревности, что они не могут вынести присутствия другого самца на той же изгороди или полянке... и то, что весной птицы широко расселяются по всей местности, вероятно, связано с чувством ревности».
Теперь нам известно, что стремление защищать занимаемую территорию вызывается тем, что на этой территории должна жить семья и что размеры ее зачастую обусловливаются ее кормовыми ресурсами.
Птенцы большинства певчих птиц, которые находятся в открытых гнездах, требуют большого количества пищи, и, чтобы родители не покидали надолго крошечных птенцов, источники пищи должны находиться недалеко от гнезда (птенец требует частого и обильного кормления, иначе его силы слабеют, он простуживается, перестает принимать пищу и умирает).
Молодняк птиц, гнездящихся в дуплах, меньше реагирует на изменение погоды, а потому птицы-родители могут искать пищу для них подальше от гнезда. У таких птиц «собственная территория» может ограничиваться лишь одним деревом.
Если птица возвращается на участок, где у нее было гнездо в прошлом году, то она отлично знает границы и размеры потребной ей территории, и ей не надо терять ни одного часа, чтобы распевать песни с различных точек этой территории, заявляя о своем праве на нее. У большинства птиц эта территория не ограничивается только одним деревом, известны случаи, когда она превышает полгектара. Если прилетает молодая птица, то ей потребуется дня два, редко больше, чтобы просмотреть нужную ей площадь и определить ее размер. Тем временем ее соседи определяют границы своей площади, а все разногласия решаются в песнях, которые они распевают друг для друга. Эти разногласия напоминают спор между двумя золотоискателями, пытающимися захватить один и тот же золотоносный участок и прибегающими к судебному разбирательству. Прекрасные птичьи песни одновременно являются доказательствами рассудительности исполнителей, решающих противоречия почти всегда без физического насилия. (В настоящее время суждение о том, что все без исключения песни птиц имеют только деловое обоснование, не считается правильным; об этом мы подробно говорили в первой главе книги и будем говорить при описании игр животных.)
Допустим, что выбранное зарянкой дерево было отличным, но лужайка, возле которой это дерево росло, плохо орошалась и высохла. Что тогда будет с червяками? Или, например, семена дикорастущих трав не взойдут, так как участок будет вспахан человеком? А если неожиданный заморозок погубит в этой низине всех насекомых? Или вдруг по каким-нибудь причинам выбранный участок окажется неподходящим, а все остальные будут заняты сородичами? Где тогда птица должна искать корм?
В этих случаях птица становится нарушительницей чужих границ, но обычно владельцы других участков относятся к ней довольно снисходительно. На протяжении всего сезона происходит много незаконных нарушений. Птица-нарушительница иногда тайком вторгается на чужую территорию, и кража корма остается незамеченной. Она тихо садится под кустом, передвигается очень скрытно, не поет и не чирикает. Но если она все же будет обнаружена, законный хозяин споет ей песню о том, что ей лучше всего убраться восвояси (иногда же эта птица подвергается нападению или ее пытаются запугать). В тот момент, когда птицы еще только начинают вить гнезда, нарушительницу изгоняют с явным возмущением, но очень редко такие конфликты кончаются гибелью этой птицы.
Английский орнитолог Дэвид Лэк сообщает о ста десяти известных ему случаях смерти зарянок, из них четыре — в результате драк с другими зарянками. Сорок четыре птицы стали жертвами кошек, двадцать четыре попали в мышеловки, одиннадцать были убиты на дорогах и пр. Убийство — редкое явление среди дерущихся птиц, но зато многие птицы — прекрасные обманщики. Кто из нас не видел вставшие дыбом хохолки, прижатое к земле туловище и раскрытый для удара клюв? В момент угрозы птица выглядит как маленький дракон.
Иногда целая стая птиц удерживает и обороняет определенную территорию, которая затем делится между членами этой стаи. У морских птиц, гнездящихся на побережьях, эта индивидуальная территория бывает иногда такой маленькой, что сидящая на яйцах птица может клюнуть свою соседку. Этот квадратный метр, а то и меньше, безоговорочно принадлежит его владельцу, и остальные птицы право владения уважают.
Когда перелетные птицы достигают южных районов, где они зимуют, они поселяются среди местного птичьего населения. Так как мигранты принадлежат к другим видам птиц, то никто не относится к ним враждебно. Однако некоторые птицы, гнездящиеся в северном полушарии, изгоняют из пустующих в зимнее время гнезд незаконно поселившихся там своих сородичей.
Чаще всего обязанность защищать гнезда целиком поручается самцу, но иногда самки помогают ему в этом. Самки, у которых нет пары, редко занимают определенную территорию, однако холостые самцы (но не все) устанавливают границы своих собственных участков. Предполагают, что многие птицы не обзаводятся семьями из-за отсутствия подходящих для жилья мест.
Установлено, что сорок процентов птиц не образует семьи, однако причина этого заключается не только в отсутствии хороших «жилищных условий». Среди птиц и зверей встречаются особи, склонные к одинокой жизни. Анализы показали, что эти одиночки вполне здоровы физически, их гормональный баланс нормален, и можно только предположить, что их отрицательное отношение к семейной жизни имеет психическую основу. Но все же многие животные (чаще всего птицы) остаются одиночками из-за неспособности выиграть состязание в приобретении дефицитной «жилой площади».
Следует сказать, что ограничение численности птиц даже желательно, так как запасы пищи явно недостаточны для прокорма слишком большого числа птичьих семей. Система «собственных территорий» как бы предупреждает у птиц возможность «биоло-гического взрыва». Это ограничение численности хорошо еще и потому, что если в результате какого-либо печального обстоятельства семейная пара распадается, то «холостяк» или «старая дева» займут место погибшей птицы, И как правило, новая птица охотно принимается. (Такой обычай не относится к лебедям-кликунам — эти птицы однолюбы.)
Бывают случаи, когда птица-одиночка проявляет удивительную агрессивность и выгоняет законного домохозяина и его супругу. Впрочем, это происходит редко, и, если уж семья создана, она не подвергается нападениям.
Большинство крупных зверей и некоторые мелкие, так же как и другие животные, обладают определенной территорией, которую они защищают. Территория медведя гризли достигает в поперечнике пятнадцать километров, а участок, занимаемый волчьей семьей, во много раз больше.
Млекопитающие, ведущие стадный образ жизни, не проявляют чувства собственности к участку выпаса своего стада. Чернохвостые олени и лоси, перекочевывающие летом из низин в высокие места, возвращаются осенью на прежние территории, и можно сказать, что они владеют двумя местами жительства. Белохвостые олени настолько привязаны к территории, где они родились, что большинство из них проводит всю свою жизнь не далее полумили от нее. Если растительность на этой территории обеднела, то олени куда-нибудь откочевывают, однако они готовы в любое время вернуться назад.
Борьба животных за жизненное пространство очень сильна, но в обычных условиях они настолько умеют делить это пространство, что силы достигают разумного равновесия. Каждый вечер (а те, кто ведет ночной образ жизни, каждое утро) бесконечное количество животных отправляется на ночлег. По мнению натуралистов старой школы, спящее животное беззащитно; однако теперь считают, что это не так. Обиталище для животного нечто большее, чем «домашний уют». В подавляющем большинстве жилища животных обеспечивают им защиту от непогоды и врагов. Каждое такое жилище — это крошечная крепость, в которой животное покидает свойственное ему настороженное состояние, связанное с жизнью в природных условиях. И если бы животное не защищало такой дом, то это вызвало бы только удивление.
Требования, предъявляемые животными к своим территориям, напоминают наше отношение к фермам, то есть они рассматривают их как недвижимую собственность, где они и их отпрыски не только обитают, но и запасаются кормом. Если животное голодно, то оно не допускает других участвовать в разделе захваченной им добычи. Даже собака — хорошо накормленная домашняя любимица — покажет себя с дурной стороны, когда какой-нибудь пес попытается отнять у нее кость. Однако животные не всегда так нетерпимы в вопросах питания.
Рычание, поднятая дыбом шерсть и оскаливание зубов — все это хорошо известные элементы устрашения, и их зачастую бывает достаточно, чтобы предотвратить драку. В природных условиях такое устрашение тоже имеет место, но с существенной разницей: голодный зритель пользуется правом ожидать, пока владелец добычи набьет свой желудок до отказа и тогда уже позволит посторонним доесть остатки. Волки и медведи зарывают в землю на небольшую глубину остатки пищи и делают это с полным равнодушием, но гораздо чаще они заваливаются после сытной пищи спать, отлично зная, что всякого рода зверье немедленно примется доедать излишки.
 Такой раздел добычи среди животных — обычное явление. Африканские львы — кормильцы множества птиц и других мелких животных, довольствующихся отбросами. Львы могут даже позволить шакалу схватить кусочек добычи, однако гиену они не подпускают.
Белый медведь поддерживает песцов, которым позволяет съедать части тюленя, не пришедшиеся медведю по вкусу. Песец бродит следом за медведем даже по льду замерзшего моря, чтобы воспользоваться медвежьими щедротами, и медведь против этого не возражает. Быть может, ему даже нравится общество этой небольшой лисицы. Постоянные члены такой компании — несколько чаек.
Адольф Мюри описывает, как волк, убив карибу, устроил для себя одного пиршество. В это время неожиданно появилась волчица. Волчьи самки настолько злобны, что большинство животных предпочитают не иметь с ними дела. Известен случай, когда двое черных медведей бросили труп коровы только потому, что волчица решила принять участие в их трапезе. Однажды три койота и две пумы оставили общую добычу при приближении волчицы, и единственной причиной их бегства было желание избавиться от возможных неприятностей. В случае, описанном А. Мюри, волк удалился и позволил волчице есть все, что ей нравилось. Только после того, как она удалилась, волк решился подойти к брошенной им туше. Неподалеку в числе ожидавших находилась рыжая лиса, но ей надо было запастись терпением, так как волк не позволял ей приблизиться к добыче, пока не насытится сам. А высоко на ветви дерева сидел ворон и дожидался, не пошлет ли ему судьба кусочек мяса после того, как наестся лиса.
Можно ли было тушей этого карибу накормить стольких желающих? Вероятно, можно, так как это была туша старого и крупного карибу. Все животные соблюдали строгую очередность, и не заметно было следов кровопролития, которое так часто приписывают животным.
Но в ряде случаев дележ пищи не бывает добровольным. Мыши, например, выкапывают орехи, запасенные бурундуками и белками, а голубые сойки уносят грибы, которые белки сушат на деревьях. Такие воровские проделки частенько бывают обнаружены, и тогда законные владельцы заявляют решительный протест, однако к смертельному исходу этот протест не приводит.
У большинства животных понятие собственности, относящееся к пище, имеет иной смысл, чем в вопросе о собственном обиталище. С голодом животные сталкиваются постоянно, а потому потеря какой-то части запасенного продовольствия привычна и не вызывает раздражения. Возможно, что только обеспеченные человеческие существа чувствуют себя глубоко оскорбленными, если их обкрадывают.
Обычно в происходящий между животными конфликт вовлечены двое. И только муравьи-землепашцы — единственные из всех живых существ действуют подобно человеку, то есть ведут войну группами и воюют с группами себе подобных. Муравьи эти обитают в местностях, где урожай необходимых им семян не всегда бывает достаточным. Они собирают семена и хранят их в закромах, которые часто грабят другие семьи муравьев-землепашцев. При этом грабители не только уносят захваченные семена, но и убивают их законных хозяев. Такое поведение называется биологами военными действиями (здесь следует отметить, что стычки из-за продовольствия происходят и в человеческой среде).
У диких животных существует исключение из правила, именуемого «запугивание лучше драки». В тех случаях, когда на занятой животным территории неожиданно появляется чужак-сородич, хозяин этой территории набрасывается на пришельца, явно показывая, что намерен его убить. Чужака животные распознают легко, так как в большинстве случаев они знают своих соседей. (Многие птицы и звери умеют отличать «своих» людей от «чужих», а также различают мужчину и женщину. Иногда они выказывают явное предпочтение тому или другому полу.) Поступки соседей заслуживают доверия, поскольку местное население согласовывало границы, и некоторые даже смотрят сквозь пальцы на небольшие нарушения. Но если появляется чужак-сородич, то возникает угроза, которую нельзя недооценить.
Если бы у такого чужака была самка, обиталище и продовольствие, то он бы сюда не явился. Поэтому его надо считать опасным — каким-то дикарем или иностранцем, возможно, соперником, короче говоря, крайне нежелательным элементом. Чаще всего такой чужак удаляется при первом же проявлении враждебности со стороны хозяина. Надо добавить, что пришелец, дерущийся на чужой территории, теряет часть своей храбрости. Обычно добивается победы то животное, которое как бы сознает, что право на его стороне.
Причина столь сурового обращения с чужаком-сородичем может быть объяснена определенной биологической теорией, утверждающей, что на земле нет двух видов животных, которые занимали бы одинаковые экологические ниши. В этом случае под словом «ниша» понимается не нора или укрытие, а весь комплекс внешних обстоятельств: предпочитаемый животным тип обиталища, наличие кормов, мест для отдыха и водопоя, освещенность солнцем, семейные и соседские взаимоотношения, а также все прочие жизненные условия. Не существует двух видов, у которых были бы одни и те же требования, а поэтому можно предположить, что два разных вида не будут оспаривать одну и ту же территорию и сумеют на ней ужиться.
С точки зрения животных, главным в вопросе терпимости чужака является, по-видимому, сексуальная сторона дела, так как единственное обстоятельство, сохраняющее разделенными близкие виды,— это то, что они не скрещиваются или не дают плодовитого потомства.
Если у животных есть уверенность в том, что чужак, который принадлежит к мало отличающемуся от них виду, не будет домогаться взаимности местной самки, то у этого чужака появляется право поселиться на занятой территории. С точки зрения человека, понятие о нише включает значительно больше факторов, но по представлениям или по меньшей мере эмоциям животных дело сводится к тому, чтобы не допустить сексуального соперничества.
Небезынтересно упомянуть о том, как животные решают «расовую проблему». Расы — это подвиды диких животных. Животные могут иметь различные внешние признаки, например разный цвет шерсти или перьев. Они могут даже отличаться внешним строением или поведением. Таких отличительных признаков вполне достаточно, чтобы таксономисты отнесли две группы к двум расам, однако эти группы будут принадлежать к одному и тому же виду, пока они будут продолжать скрещиваться.
При стечении некоторых обстоятельств обе эти расы могут стать предшественниками отдельных видов. По мере их развития в противоположных направлениях их самцы и самки не будут спариваться, и появятся два вида вместо одного.
Пример такого развития был описан в 1952 году Ван Т. Харрисом. В его описании речь шла о прелестной маленькой полевой мыши, именуемой оленьей или белоногой мышью (Peromyscus mani-culatus). Некоторые факты свидетельствуют о том, что две группы мышей этого вида сравнительно недавно мигрировали в противоположных направлениях. Одна группа двинулась от северо-восточной части Великих озер на запад и прошла вдоль канадских берегов; она приспособилась к жизни в лесах с высокими деревьями и густой тенью. Другая группа направилась вдоль южных берегов Великих озер, где преобладали луга и дюны.
Обе группы продвинулись от первоначального места своего обитания настолько далеко, что в конечном итоге стали двумя расами — gracilis и bairdii, сильно отличающимися друг от друга. Когда в одном из лабораторных опытов этих мышей соединили, то представители северной группы спрятались под сделанное из бумаги дерево, а представители южной группы укрылись в искусственной траве. Пребывание в разных природных условиях привело к тому, что животные этих двух групп, если они встречались в естественных условиях, не спаривались. Несомненно, что эти группы мышей вскоре будут классифицироваться не как отдельные расы, а как отдельные виды.
Тот факт, что популяция животных, принадлежащих к одному и тому же виду, может разделиться и идти различными путями и что такой процесс способствует эволюции, представляет большой интерес для биологов. В течение длительного времени считалось, что развитие новых видов возможно лишь тогда, когда мутация генов приводит к созданию животного, которое лучше приспосабливается к данной обстановке и которое путем естественного отбора передает эту приспособленность последующим поколениям.
Допустим, что «данная обстановка» для переместившихся в нее животных абсолютно нова. В прежнем местообитании генная мутация не была благотворной, а в новом месте она стала таковой. Поэтому надо полагать, что окружающая среда может иметь косвенное (положительное или отрицательное) влияние на генетическую наследственность и на возникновение новых видов. Биологи называют такой процесс географическим или экологическим видообразованием и надеются путем экспериментирования многое о нем узнать.
Когда две отделенные друг от друга группы птиц или млекопитающих изменяются до такой степени, что их самцы и самки не признают друг друга, то они становятся сексуально чуждыми. Подобное явление возникает перед тем, как завершается разделение на два самостоятельных вида.
Как мы уже говорили ранее, брачный обряд у животных гораздо сложнее, чем кажется при случайных наблюдениях. Все предварительные действия, происходящие в период ухаживания, должны иметь точную взаимосвязь. Здесь играют роль голос, выбор времени и места, а также поведение обоих партнеров в момент спаривания. Если какая-нибудь популяция зверей или птиц разделяется и обе группы перемещаются в изолированные друг от друга районы, где эти группы соответственно приспосабливаются к изменившимся условиям и становятся различными по поведению, то понятно, почему самцы и самки этих двух групп перестают благосклонно относиться друг к другу, если впоследствии эти две группы встретятся.
Когда две расы находятся в процессе разделения на два различных вида, возникает единственная в условиях дикой природы «расовая проблема». В тот период, когда процесс разделения еще не закончен, у животных этих групп появляется вопрос: спариваться или не спариваться? Если в новых местах обитания этих групп изменился корм, то изменился и запах тела животных, а принято считать, что у млекопитающих этот запах является решающим при спаривании.
Но, оставив в стороне вопрос о сексуальной благосклонности, следует подумать и о согласии одной из сторон переместиться на чужую территорию! Если новый пришелец будет признан представителем другого вида, он может спокойно поселиться на этой территории, но, если он будет отнесен только к другой расе, то есть будет считаться сексуальным соперником, с ним поступят как с чужаком-сородичем и начнут рассматривать как опасного соседа ему не разрешат даже подходить к чужой семье или чужому гнезду.
Если вышеприведенные рассуждения звучат так, будто бы животные постоянно удаляются друг от друга с целью образования новых рас и видов, то такое впечатление ошибочно. Есть расы, которые часто скрещиваются между собой и образуют однородную смесь. Например, несколько видов овсянок-юнко, каждый из которых состоит из нескольких рас. У этих птиц обнаруживается явная склонность к скрещиванию, причем дело дошло до того, что все юнко стали гибридами. Так как большинство любителей птиц не в состоянии их различить, то один орнитолог рекомендовал именовать их всех одинаково — «юнко».
Для более точного определения, как относятся птицы и млекопитающие к другим расам, можно ответить: они относятся к ним, как к себе подобным, но до тех пор, пока эти расы нe отделены от них географически и не приобрели иной внешней формы или иных привычек.
Рассказы о том, что природа полным-полна окровавленных клыков и когтей, пришли к нам главным образом от охотников, ведь они были когда-то единственными людьми, проникшими в дебри природы. Охотники рассказывали о своих похождениях, употребляя волнующие и пугающие людей выражения. Зачастую они были склонны к драматическим эффектам — постоянно уносились мечтами в область бесстрашия и доблести и меткой пулей поражали нападавших на них слонов, львов и медведей гризли.
Ну а если бы кто-нибудь заявил, что животные редко нападают, когда их не провоцируют к этому? Вероятно, такое суждение вызвало бы разочарование.
В библиотечном экземпляре одной недавно опубликованной научной книги я увидела, что раздел, в котором говорилось о том, что животные используют рога лишь для запугивания и почти безобидных состязаний, вычеркнут, причем довольно яростным росчерком пера. Что могло рассердить читателя? Какую потерю он почувствовал после прочтения этого раздела? Вероятно, утрату возбуждающего ощущения опасности.
Но ведь дикость сама по себе — не злобная дикость, а прекрасная и первобытная сила диких животных явление достаточно впечатляющее!
Теперь благодаря наблюдениям ученых, таких, как Адольф Мюри, К. Р. Карпентер и Джордж Шаллер, проведших среди животных долгие месяцы или даже годы, мы твердо знаем, что кровопролитие у диких животных — явление куда более редкое, чем об этом свидетельствуют охотники. Мы увидели животных в другом свете еще и потому, что биологи-наблюдатели, находящиеся среди животных, не возбуждают в них тех агрессивных импульсов, которые вызываются у животного встречей с охотниками. Покойный Джордж Диксон, натуралист из Службы национальных парков, изучавший фауну западного побережья, требовал от своих учеников, чтобы они никогда не входили в места обитания даже самых грозных животных с оружием в руках. «Большинство диких животных теперь отлично знает запах оружия и боеприпасов, — говорил он.— Животные знают, что ружья применяются для убийства, а потому их запах возбуждает у них стремление к борьбе. И еще важнее, что, входя без оружия в мир, где вы — посторонние, вы входите с робостью. Вы не остановитесь при встрече с животным поперек дороги, а вполне резонно отойдете в сторону. Такая манера поведения обеспечит вам безопасность, так как смирение — лучший вид защиты при встрече со зверем».
Мне посчастливилось быть одной из учениц мистера Диксона, и я отправлялась без оружия к опасным животным и жила среди них. В моих записях появлялось только то, чему я сама была свидетельницей. Эти дикие животные редко были раздражительными и зачастую относились ко мне удивительно дружественно.
Для очень многих читателей мои записи звучали убедительно, но мне также приходилось получать письма, которые гласили примерно следующее: «То, что вы пишете о животных, неверно. Я знаю нечто противоположное, так как двадцать лет занимался охотой». Такие письма меня не обижали: их авторы не знали одной важной особенности в поведении животных — их склонности к защите от несущего смерть врага.
Но, право, очень обидно не знать, как совершенно незнакомый олень подходит к вам вплотную и доверчиво тычет мордой в вашу руку, обидно не видеть, как он вольно разгуливает вокруг, демонстрируя удивительное изящество своих движений, при которых он как бы избегает наступать на цветы.
Необходимо рассмотреть еще одну причину, вызывающую столкновение между животными, хотя такое столкновение никогда не заканчивается кровопролитием. Эта причина связана с хорошо знакомой людям перенаселенностью.
Мнение ученых о перенаселенности природы находится в противоречии с общепринятыми у любителей-натуралистов взглядами, что природа сама создает равновесие между хищниками и их добычей, что хищники уничтожают старых и непригодных к жизни животных и убивают достаточное количество молодняка, чтобы воспрепятствовать биологическим взрывам, и, наконец, что малочисленность семей хищников не позволяет их жертвам полностью исчезнуть. Равновесие, создаваемое природой, а мы многое о нем слышали — система эффективная, однако она не идеальна.
Существуют определенные виды животных, численность которых резко возрастает и так же резко уменьшается со строгой цикличностью. Вполне допустимо, что на протяжении такого цикла популяция этих животных каждый раз достигает своей высшей точки; однако есть предположение, что изменение популяции каким-то образом связано и с внепланетным влиянием. Например, считают, что циклы увеличения численности американских зайцев-беляков связаны с одиннадцатилетним циклом солнечной активности. В годы сверхизобилия зайцев у них возникает болезнь, от которой эти животные гибнут тысячами,— вероятно, она вызывается «реакцией напряжения» (стресс), связанной с жизнью в условиях перенаселенности.
Были предприняты эксперименты, при которых подопытных животных содержали в перенаселенной среде без каких-либо иных дополнительных лишений. Эти эксперименты показали, что у животных в таких условиях происходит увеличение надпочечных желез. Результатом перенаселенной среды являются также сердечные болезни, о чем в конце 1963 года сообщали ученые, работавшие в Пенроузской лаборатории филадельфийского зоопарка. Герберт Л. Ратклиф, производивший опыты над курами, а также Роберт Л. Снайдер, который наблюдал за находящимися в неволе североамериканскими лесными сурками, обнаружили, что содержание слишком большого числа животных в пределах одной вольеры приводит к резкому повышению количества сердечных приступов со смертельным исходом. Увеличилось число сердечных болезней и у животных в зоопарках, например у антилоп, оленей, человекообразных и мелких обезьян, как только их в угоду посетителям зоопарка стали содержать целыми группами.
Некоторые животные реагируют на перенаселенность не только вымиранием. У арктических грызунов — леммингов, так же как и у американских зайцев-беляков, популяции периодически подвергаются биологическим взрывам, достигая максимума каждые три-четыре года. Б эти моменты лемминги не только приносят большее число детенышей, но и их потомство достигает более крупных размеров. Причина такой ненормальной плодовитости неизвестна. В месяцы перенаселенности лемминги становятся очень нервными. Они суетятся, как безумные. Место постоянного обитания этих животных — северные широты. Во время перенаселения огромные стада леммингов устремляются к морскому побережью. Будучи хорошими пловцами, они бесстрашно входят в воду, по-видимому, принимая море за широкую реку, и, конечно, тонут. Когда численность леммингов возрастает, многие из них становятся добычей врагов: белых сов, поморников, песцов и волков. Б дальнейшем численность врагов леммингов несколько возрастает, причем едва ли не единственная причина этого — изобилие легкой добычи. Но когда количество леммингов уменьшается, часть хищников гибнет от голодной смерти.
Несмотря на то что вредные последствия перенаселенности животных стали очевидными, некоторые биологи все еще разделяют прежнюю точку зрения о том, что миграции леммингов будто бы связаны с истощением запасов растительности, которой эти грызуны питаются. Когда в 1953 году миграционные потоки леммингов достигли берега моря у мыса Барроу - самой северной точки Американского континента, я приехала туда и прошла значительное расстояние в глубь тундры, через которую проследовали лемминги. Я обратила внимание на то, что растительность в тундре была не тронута. Местные эскимосы и служащие больницы сообщили мне, что огромная масса леммингов достигла берега моря. Животные подошли к нему развернутым фронтом протяженностью в два городских квартала, причем шли они на расстоянии примерно сорок сантиметров друг от друга. Конечно их сопровождали хищники, а в Барроу даже ездовые собаки вырвались на волю и изловили множество леммингов, не успевших достичь воды.
Живя в районе Северной Аляски в течение нескольких лет, я содержала в неволе целую колонию леммингов и вела небольшую научную работу по изучению влияния перенаселения на темперамент этих животных. Это очень занятные зверьки. По размеру они чуть больше домашней мыши (но с длинной и шелковик стой шерсткой), гораздо голосистее ее, более индивидуальны в реакциях и значительно изобретательнее в играх. Если говорить «ненаучным» языком, то они создают у наблюдателя впечатление, что на редкость склонны наслаждаться жизнью. Я обеспечивала их водой, в избытке кормом, в том числе арктической растительностью, к которой они привыкли; у них было достаточно сырой земли, чтобы копаться в ней, достаточно обломков леса-плавника нужного им не только для лазания, но и для того, чтобы его грызть (по-видимому, из-за его солености). Наконец, у них было вдоволь материала для устилания нор. Насколько я могу судить, у них не было нужды ни в чем. Они содержались в трех вивариях разных размеров, и, пока лемминги располагали достаточным для каждой группы пространством, они процветали. Но вот я начала помещать все больше животных в тот или иной виварий, причем продолжала давать им в избытке все, что им было нужно для жизни. Однако у них не было простора для движения, и оказалось, что именно простор им нужен был более всего.
Раньше все участники подопытной группы отлично обращались друг с другом, что проявлялось в совместных играх и развлечениях. Три-четыре лемминга спали в одном гнезде, и вообще все шло отлично вплоть до определенного максимума численности животных (разного для различных по размеру вивариев). Но стоило только увеличить численность леммингов в виварии на несколько животных или даже на одно, как для большинства из них жизнь становилась нестерпимой.
Вместо того чтобы устраивать дружеские потасовки, они становились на задние лапы и пытались схватить противника за глотку своими оскаленными клыками. Как только я удаляла лишних животных, злобность исчезала. Поэтому я сделала вывод, что избыток животных на определенной площади был настолько нестерпим для них, что они пытались как-то исправить создавшееся положение.
Другие животные, численность которых не подвержена таким вариациям, как у зайцев-беляков и леммингов, имеют иные способы борьбы с перенаселенностью. Если они обнаруживают, что место их обитания стало слишком тесным, они резко меняют свои «социальные взаимоотношения». Они создают порядок, основывающийся на принципе господства, который в новой биологической терминологии называется простазией (в переводе с греческого — «стоящий впереди»). Этому общественному порядку сопутствует агрессивность, и хотя она не приводит к массовому кровопролитию, но доводит до многочисленных ссор. Явление простазии наблюдается у многих групп домашних животных, его можно обнаружить также в зоопарках и лабораториях у млекопитающих, птиц, пресмыкающихся и рыб. Как только живущие в тесноте животные начинают действовать друг другу на нервы, они создают определенны, иерархии, В течение долгого времен эти иерархии носили название «порядок клевания», «порядок Щипания» или «порядок преследования». Следует сказать, что причину этим явлений, связанную с нехваткой жизненного пространства, не всегда ясно понимали.
«Порядок клевания» был впервые отмечен в 1922 году норвежцем Шелдеруппом-Эббе. Он описывал, как доминирующая в курятнике курица клевала всех остальных, но в ответ ее никто не клевал. Такую курицу обычно именуют «альфа-курица»; она клюет курицу «Б», которая это терпит, но в свою очередь клюет всех остальных. Курицу «В» клюют «альфа» и «Б», но и она также господствует над всем остальным стадом. Здесь можно обнаружить интересные подробности: над всем куриным стадом господствуют три владычицы, имеющие равный ранг, а потому и клюют друг друга и всех остальных, но никто из стада не имеет права клюнуть их. У одной из таких куриц-тиранок может появиться фаворитка, которая хотя и будет оставаться в «низком сословии», но получит от своей покровительницы некоторые поблажки. Остальные курицы, принадлежащие к «низкому сословию», скоро начинают понимать, что они могут избежать плохого обращения, если будут медленно и спокойно двигаться и при этом хранить молчание. В курятниках, где содержатся куры и петухи, последние в основном игнорируют господствующих куриц и предпочитают самок из «низкого сословия».
Конрад Лоренц сообщает, что у галок самка самого «низкого ранга» переходит в высший, как только спарится с самцом занимающим высокое положение. Такой порядок обычен.
Не нужно обладать большим воображением, чтобы понять, каково быть курицей из «низшего сословия». Куда бы такая курица ни повернулась, ее везде встретит активная враждебность, и каждый её сородич — бесспорный враг ей. Она может избежать ударов, только сдерживая все свои желания. Причину смерти такой курицы установить бывает трудно.
Элементы страдания можно обнаружить во всех звеньях птичьего стада. Сэр Солли Цукерман определил порядок, установленный господством «высших над низшими», как серию реакций, обусловленных страхом и болью: лучше терпеливо сносить страдания, чем умереть от сердечного приступа.
В незначительной степени «порядок господства» существует и у диких животных, однако тогда, когда популяции находятся в равновесии, дикое общество состоит из членов, равных по своему рангу, или же из выдающегося вождя и его добровольны, последователей. Добровольные последователи зачастую выказывают свою преданность вождю, но в условиях дикой природы это вполне терпимо, так как обиженные властью подчиненные могут уйти, куда им вздумается,— тут нет высоких оград! Настоящий вождь может оказаться очень полезным, и обычно сородичи считают его наиболее бдительным и опытным в распознавании приближающегося врага. Он также лучше других находит пищу, водопои, места, где есть соль, и более сведущ в выборе миграционных путей. У некоторых животных, например у лосей таким вождем, или предводителем, обычно бывает старая самка. Может быть, ее осмотрительность и чувство ответственности — это результат большого опыта воспитания детей?
С какими внутренними побуждениями связан «порядок господства», что заставляет одних животных унижать других. До сих пор еще не ясно, какое это явление — наследственное или приобретенное? Одно время думали, что загадка будет разрешена, когда будет проводиться наблюдение за пятью людьми — дионскими сестрами-близнецами. Все эти пять сестер имели одинаковую генетическую наследственность — произошли от одной оплодотворенной яйцеклетки, поэтому отличие их друг от друга могло приписываться тому, что приобреталось ими уже после рождения. Хотя и было признано, что переполненная материнская утроба, в которой они находились, может рассматриваться как фактор среды, но все же эти пятеро близнецов были отличными объектами для изучения проблемы врожденных и благоприобретенных человеческих свойств. Условия, в которых они воспитывались, были одинаковы для всех пятерых, и, несмотря на это, одна из сестер с самого начала стала проявлять признаки превосходства при «социальных контактах». Можно было предположить, что она окажется наиболее сообразительной, наиболее физически сильной и развитой из всех пятерых девочек. Но ни одно из этих предположений не оправдалось: она не была первой в тестах, характеризующих умственное развитие, и не была первой по своему весу. В чем же секрет ее столь рано проявившегося господства над другими? Иными словами, что заставляет какого-либо человека верховодить другими? Пятеро сестер-близнецов не дали ответа на этот вопрос, и сейчас, тридцать лет спустя после их рождения вопрос еще остается открытым.
Видимо, существенную роль в этом играет самоуверенность. Среди животных некоторые подчиненные особи крупнее и сильнее своих «владык», и, как показывают исследования, по интеллекту они выше них. В связи с этим не ясно, почему же угнетенные существа никогда не оказывают сопротивления своим угнетателям и не платят им тем же, а в большинстве случаев вымещают свою злобу на существах более низкого ранга.
Казалось бы, что угнетатели в припадке злости могут произвести безжалостное и массовое истребление своих подчиненных Но этого никогда не бывает. Продолжаются клевки и щипки с помощью которых доказывается право на владычество, и хотя ти действия болезненны, они никогда не ведут к смертельному исходу. Жестокость целенаправленна — она распространяется на членов своего рода.
В отчетах лиц, проводивших наблюдение за дионскими сестрами-близнецами, нет никаких указаний на то, что главенствующая сестра завоевала свое положение с помощью каких-либо нехороших действии. Но точно так же происходит и у животных, находящихся в перенаселенном пространстве. Под словом «пространство» не следует понимать только количество квадратных футов гораздо большую роль играет нервное напряжение, которое создается в результате чрезмерного общения с большим числом себе подобных. Его очень трудно переносить, поэтому животные пытаются справиться с ним на свой собственный лад.
Возможно, что необходимость побыть в одиночестве противоположна инстинкту, заставляющему животных объединяться в группы, точно так же как инстинкт питания большинства животных не дает им заниматься обжорством.
Животные не в состоянии избавиться от перенаселенности. Их печальная участь особенно понятна людям, которые в поисках уединения обзаводятся домами в дальних районах, но вскоре обнаруживают, что такая же идея возникла и у других людей и что новое местожительство окружено не меньшим числом соседей чем прежнее.
Если высокоразвитые животные вынужденно находятся в непосредственной близости друг от друга, они действуют один на другого раздражающе. В условиях перенаселенности бывают и смертельные исходы. Они означают, что фактор раздражения настолько силен, что «механизм напряжения» животного не выдерживает (существует ситуация, которая называется «эмоциональной смертью». Эта смерть возникает от трудностей жизни).
На предыдущих страницах мы рассказывали о некоторых значительных открытиях, не вызывающих сомнений, так как они были подтверждены многими научными наблюдениями, проводившимися в условиях природы и в лабораториях. К какому же выводу нас приводят последние научные достижения ? К тому, что драчливость не является основным свойством характера животных и тем более не может быть одним из основных инстинктов.
Современное определение инстинкта, приведенное нами в первой главе, предполагает, что инстинкт вызывается внутренними побуждениями. Эти внутренние побуждения возникают независимо от внешних обстоятельств — они непреодолимы, и если они не удовлетворяются, то животное явно страдает.
Как мы говорили ранее, существует, вероятно, не более пяти основных инстинктов: инстинкт питания, размножения социального общения, сна и ухода за поверхностью тела. Когда тех или иных животных содержали в условиях, где они могли кормиться спариваться, спать, содержать себя в чистоте, поддерживать общение со своими (правда, немногочисленными) сородичами и тем самым удовлетворять инстинктивные потребности, то они не проявляли ни агрессивности, ни беспокойства.
Когда животное нападает, оно действует быстро и энергично, и казалось бы, вполне возможно назвать его действия инстинктивными. Неоспоримо, что у некоторых видов животных методы борьбы наследственные. Это всего лишь техника или сумма приемов с помощью которых животное может защитить добытую им пищу или обеспечить себе самку. Но методы борьбы всего лишь отдельные элементы «форм поведения», которые помогают животному добиться цели. Однако животное не чувствует себя лишенным чего-либо, если один из таких элементов не найдет применения. Эти элементы полезны, но не насущно необходимы, и, как формулирует Джон Поль Скотт, «драка не голод».
Причины, провоцирующие животных на нападение, различны. У одних животных раздражение возникает быстрее, чем упругих. Существенный фактор — место действия, то есть на какой территории находится животное — на своей, нейтральной или на территории противника.
По-видимому, на воинственность животного влияет и погода. Физическое состояние животного также может заставить его быть более или менее агрессивным. На быстроту реакции влияет также темперамент животных. Среди них встречаются флегматики, но есть и такие, которые готовы начать драку, если только увидят, что «упала шляпа» (в переводе на звериный язык это может означать опускание ушей). Склонность к драке может стать привычкой, приобретенной прежде в связи с неоднократными вспышками гнева. Однако все варианты причин агрессивности у животных не изменяют основного положения, заключающегося в том, что у них нет внутренней врожденной потребности в драке.
Когда упомянутые нами выводы станут широко известными, сумеют ли они повлиять на излюбленные людьми вымыслы?
Человеческая выдумка — чудесный дар, и этот дар становится еще более замечательным, если изобретательность не искажает фактов. Выдумка — искусство, однако в своем беспредельном действии это искусство дошло до того, что появились утверждения, будто люди унаследовали агрессивность от своих предков-зверей.
Когда человекоподобный предок впервые слез с дерева и обнаружил, что для более активной жизни ему нужна более сытная пища, чем плоды и листья растений, то он принялся убивать животных, и, возможно, у него возникло ощущение своей вины перед ними. Однако несколько позже ему на помощь пришла общеизвестная психологическая увертка, состоящая в том, что убийство животных совершается в результате вражды с ними. Вскоре человек включил в свою языческую веру ритуал возложения собственных грехов на козу, корову, быка или цыпленка, и тогда их можно было приносить в жертву.
Теперь, после тысячелетних заблуждений, мы кое-что поняли: нам больше нет нужды превращать животных в козлов отпущения. Мы можем считать их последователями законов сдержанности — тех законов природы, которые легли в основу кодекса человеческих законов. Чем глубже мы будем изучать животных, тем лучше поймем, как много примеров их мирных действий мы можем использовать в наших человеческих взаимоотношениях.
[К началу]
|
«— Жмите
НА попугаев, и окажитесь НАВЕРХУ —»
