Стихи

Otohits.net, l'autosurf rapide et efficace

«— Жмите НА попугаев, и окажитесь НАВЕРХУ —»
Skype: mordaty68

Я пользуюсь

PAYEER

  • «ЗДОРОВЬЕ»
  • «МОЯ РЫБАЦКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ»
  • «МЫШОНОК ПИК»
  • «На острие луча»
  • Бежал ёжик по дорожке
  • БЕЛЫЙ КОТИК
  • БЕСЕДЫ О ЛЮБВИ
  • Бисер
  • В ТРИДЕВЯТОМ ЦАРСТВЕ, В ТРИДЕСЯТОМ ГОСУДАРСТВЕ
  • Винни-Пух
  • Волшебник Изумрудного города
  • BICYCLES
  • ГРИБНОЙ ДОЖДЬ
  • Дикое наследство природы
  • ЗАЯЦ-ЛЕСНИК ЗАГАДКА ПОЛЯРНОГО РУЧЬЯ
  • За все Тебя, Господь, благодарю! ...
  • Иван Иваныч САМОВАР
  • ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
  • ИЗ РЫБОЛОВНОЙ ПРАКТИКИ
  • Как старик корову продавал
  • Кактусы
  • Книга о вкусной и здоровой пище
  • Легенда: Наследие Драконов
  • Лобзик
  • МУРЗИЛКА
  • Не от скуки - на все руки!
  • НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ЧЕРЕПАШКИ
  • МАКРАМЕ
  • Основы рукоделия
  • ОПЫТЫ БЕЗ ВЗРЫВОВ
  • ПЕРВАЯ ИСПОВЕДЬ (Повесть об Алёше)
  • ПЕСЕНКА В ЛЕСУ
  • Пётр I
  • ПОДАРОК
  • Поздравляем!
  • ПОЛЁТ КОНДОРА
  • ПУТАНИЦА
  • РУЧНОЕ ИЗГОТОВЛЕНИЕ ЮВЕЛИРНЫХ УКРАШЕНИЙ
  • СЕМЕЙНЫЙ КОРЕНЬ ...
  • СЛОНЫ
  • СТИХИ * SHUM
  • СУ ДЖОК СЕМЯНОТЕРАПИЯ
  • СЮРПРИЗ КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ БРОДЯГИ
  • ФЛОРА И ФАУНА
  • ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ
  • ХОББИ
  • Юный техник
  • Каталог файлов
  • Каталог статей
  • Дзен
  •  
    Skype: mordaty68

     
    Skype: mordaty68
    Рыболов
     
    Главная » Файлы » КЭРРИГЕР Салли

    Дикое наследство природы (КЭРРИГЕР Салли) Игры (часть 2)
    04.01.2015, 08:28
          Л. А. Бекер принадлежит к таким ученым, которые не соглашаются с подобной узкой точкой зрения, и, хотя он считает, что игра имеет учебно-познавательную сущность, все же признает, что «игра может и не иметь ясно поставленных целей». Он полагает, что у живого существа может быть стремление к познанию, то есть к элементарному изучению окружающего, чтобы более широко понимать значение вещей независимо от тех практических выгод, которые можно извлечь из такого познания.
          У. Торп подчеркивает, что игра может иметь несколько назначений. Она помогает развить «двигательные функции молодого животного», но игра может «вестись ради самой игры». Описывая игру птиц, он отмечает: «Трудно не сделать вывода, что в этой игре присутствует элемент веселья». Такое суждение может показаться уместным в устах любителя, биологи же пишут целые трактаты об играх животных, не упоминая слова «веселье». Торп перечисляет пути, при которых игры помогают животным познать окружающее, и, так же как и Бекер, он отмечает у животных «общую любознательность», то есть такую любознательность, которая наряду с интересной, но бесполезной информацией помогает животным приобрести сведения практического порядка. Торп даже пользуется выражением Р. Вудвортса «они хотят постичь», а затем цитирует Р. Седерберга, усматривавшего «предэстетические свойства» в играх некоторых животных.
          Почему бы нам не считать, что игра действительно содержит все эти функции? Если нам дозволено думать, что у животного есть свои субъективные причины для игр, включая и познавательные, то трудно не допустить, что игра может стать для него средством собственного развлечения. Не существует или по крайней мере не должно существовать противоречий между удовольствием и умением. У детей, так же как и у животных, есть самопроизвольное стремление к изучению, наблюдению и манипулированию. Они проявляют его в играх, и возникающие у детей интересы преподаватели систематически используют в воспитательных целях.
          Недалеко от Покипси находится летний детский лагерь, руководители которого высоко ценят собственные «исследования» детей в этой нетронутой лесистой местности. Юные обитатели лагеря приобретают опыт действовать самостоятельно (без видимых руководителей). Они находят различные «ценности», которые любят дети: интересные камешки, скорлупу птичьих яиц, и, что самое важное, у них возникает множество вопросов. Они доходят до всего собственным разумом, они сами продвигаются по пути своего развития, и поиск здесь становится главным элементом игры.
          Когда шимпанзе удалось сбить палкой первый банан, он шагнул немного вперед на пути своего превращения в человека. Когда мы, люди, играем ради выигрыша, то это та же попытка «сбить банан». Если мы играем, чтобы добиться улучшения нашего общественного положения, это игра того же порядка. Такие «целевые» игры — не развлечение в его чистом виде, как, например, катание на коньках, собирание народных песен, резьба по дереву, прогулка пешком или наблюдение за жизнью птиц. Игра может вести либо к банану, либо в совершенно ином направлении.
          У некоторых животных «эстетическое наслаждение» становится источником более глубокого и богатого жизненного опыта, чем простое развлечение. Это можно наблюдать у обезьян, которые развлекаются столь широко разрекламированным в последние годы рисованием, по недомыслию столь грубо осмеянным. Сам по себе факт, что обезьяны рисуют, был воспринят как нечто неслыханное. Уж не это ли обстоятельство привело к подрыву теории об уникальности человека?
          Полотна, раскрашенные шимпанзе, выставлялись в картинных галереях крупных городов и продавались за цену, которая могла бы на протяжении года обеспечить жизнь обитающего на мансарде человека (художника).
          Неужели может существовать обезьянье искусстве? Большинство полотен выглядело так, будто кто-то дал кисть в лапы злобствующему шимпанзе. Вот перечень основных насмешливых суждений об обезьяньих рисунках: «полотна — результат жульничества»; «рисунки, которые хоть на что-то похожи, вероятно, были изъяты у обезьяны раньше, чем она успела их испортить»; «обезьяна просто-напросто водила взад и вперед лапами»; «полученное обезьяной удовольствие чисто мускульное и ничем не отличается от кидания каких-то предметов или попыток стукнуть кого-нибудь из своих соплеменников»; «эти рисунки всего лишь одна из форм самолюбования, одна из возможностей привлечь внимание посетителей зоопарков, деятелей телевидения или дрессировщиков животных»; «обезьяна рисует картины лишь потому, что вознаграждается ее излюбленной пищей».
          Попробуем рассмотреть, какие из этих суждений справедливы.
          Самые первые работы по изучению способностей человекообразных к искусству были проведены в России еще до 1916 года Надеждой Ладыгиной-Котс. Эти работы составляли часть ее общих исследований о сообразительности шимпанзе. Подопытное животное, по кличке Джони, рисовало, и можно было отметить, что рисунки Джони по мере ее практической деятельности постепенно улучшались. Первоначально на них были изображены только длинные и плавные линии, но через некоторое время, в течение которого шимпанзе «постоянно вертел карандашом», содержание рисунков изменилось: появились тщательно вырисованные, четкие линии, пересеченные под прямым углом короткими линиями. Такое пересечение линий всегда отмечается в рисунках маленьких детей, которые достигают этой формы рисунка только после предварительного этапа небрежных каракулей. Надо отметить, что каракули возникают в результате нажима одними пальцами, без участия более крупных мускулов.
          В своем труде Н. Н. Коте сравнивала развитие детеныша обезьяны с ребенком человека. Этим ребенком был ее собственный сын Руди, и г-жа Коте отметила, что молодая обезьяна ни-когда не достигнет уровня развития, свойственного ее сыну в возрасте трех-четырех лет (если речь идет об изображении людей или предметов).
          К такому же выводу, то есть что только дети, а не обезьяны спонтанно достигают этой способности, пришли биолог Уинтроп Н. Келлог и его жена, работавшие в университете штата Индиана. Чета Келлогов сопоставляла развитие самки шимпанзе, по кличке Гуа, с развитием их сына Дональда.
          Келлоги вели свою работу в. 1930-х годах. А двадцать лет спустя были осуществлены научные работы более широкого масштаба по исследованию интеллекта обезьян на основании изучения их «эстетических достижений». Параллельно велись работы по изучению детского рисунка. Анализ всех этих работ был детально описан биологом Десмондом Моррисом — куратором отдела млекопитающих Лондонского зоопарка. Пожалуй, в биологии нет подобной работы, которая бы так ясно и аргументированно показывала, что в нашем разуме поистине человеческого. Эта работа — ценное дополнение ко многим другим работам, касающимся изготовления орудий труда и использования языка.
          Изучение способности ребенка к рисованию показало, что эта способность развивается по вполне определенным ступеням и их можно заранее предвидеть. На эту тему есть целый ряд исследований. Можно указать на упоминаемое в книге Десмонда Морриса «Биология искусства» исследование, проведенное миссис Розой Келлог, работавшей в Голденгейтском детском саду г. Сан-Франциско. Роза Келлог сопоставила двести тысяч рисунков, сделанных маленькими детьми из четырнадцати стран мира, и на основании этого сопоставления установила определенные типы детских рисунков или каракулей. Все рисунки были сделаны без предварительного обучения детей, они были удивительно одинаковы на каждой ступени развития ребенка. Постепенно рисунки становились сложнее, и было отмечено, что отдельные дети развивались в этом отношении быстрее, но все они проходили одинаковый путь.
          В увлекательном повествовании Д. Морриса указывается, что дети к трем-четырем годам достигают такого уровня развития, когда начинают изображать человеческое лицо. Это и есть предел, которого не может достигнуть ни одна обезьяна. До этого предела шимпанзе прогрессирует точно так же и теми же шагами, что и человеческое дитя.
          Шимпанзе, по кличке Конго, которого Моррис изучал наиболее тщательно и наиболее долго, достиг максимума, когда нарисовал правильный круг и испещрил его точками. В развитии ребенка рисование круга — рубеж, после которого он переходит к изображению человеческого лица. Станет ли Конго рисовать увиденную им обезьяну, если будет продолжать заниматься рисованием?
          Конго занимался рисованием на протяжении двух лет и за это время сделал триста восемьдесят четыре рисунка. Все они были сделаны по собственному разумению, не были копированием образцов и не основывались на подсказке ученого. И все же обезьяна не сумела изобразить ничего более сложного, чем круг, испещренный точками. По достижении этой кульминации в своем развитии Конго настоятельно потребовал более разнообразных развлечений, которые были ему предоставлены на площадке для игр. Может быть, охватившее обезьяну беспокойство объяснялось ощущением ею своей неспособности сделать следующий шаг в рисовании?
          В экспериментах, проведенных другими учеными, отмечался тот же предел, который не в состоянии перешагнуть любая из человекообразных обезьян.
          Исследователи обычно рассматривают отдельные элементы рисунка: линии, каллиграфию и композицию, то есть положение каракулей и образование ими определенной формы, которую они правильно размещали на листе бумаги.
          Шимпанзе проводит карандашом более резкую линию, чем это делает ребенок, что можно объяснить большей мускульной силой обезьяны. Однако ребенок проявляет гораздо больше интереса к нарисованной им линии. По-видимому, ребенок считает, что эта линия — часть опыта, который его куда-то поведет. Как говорит Поль Кли, «линия рассматривается им как прогулка», и, может быть, ребенок и линия движутся куда-то вместе. Поиск вслепую всегда был методом творчества.
          Через несколько лет это стремление приведет ребенка к попыткам изобразить человеческое существо с головой, туловищем, руками и ногами.
          В композиции рисунка, если рассматривать только ее одну, обезьяна идет впереди и показывает удивительную точность и правильность в расположении рисунка в центре страницы, в соразмерности двух сторон, в заполнении углов, если таковые заполняются, или же в окружении центральной части рисунка орнаментом. Когда картинные галереи устраивали выставки обезьяньего «творчества», эти детали очень редко становились темой анализа. Однако именно они были выполнены с мастерством, свойственным некоторым художникам-модернистам. Интересно сопоставить это ощущение обезьянами формы с теми значительными деталями, которые Юнг обнаружил в рисунках, подсознательно выполненных его взрослыми испытуемыми. Ученый упоминает о двойных конфигурациях, противопоставлениях светлого и темного, высокого и низкого, правого и левого, квадрата, креста и круга, вообще об ориентации деталей рисунка строго по центру. Юнг указывает, что правильное расположение рисунка в центре — это уже «высшая стадия». Именно эта стадия у рисующей обезьяны выражена наиболее сильно.
          Разные обезьяны предпочитали различные формы изображения; эти обезьяньи склонности настолько индивидуальны, что если показать рисунок ученому-экспериментатору, то он с первого взгляда определит, какая из подопытных обезьян его нарисовала.
          Любимым предметом для рисунка у обезьяны, по кличке Конго, был веер, который она рисовала во множестве вариантов. Все рисунки показывали, что Конго стремится к симметричному изображению веера и к расположению рисунка строго в центре листа бумаги. В лучших рисунках Конго веер был изображен с изогнутым основанием, а центральная часть его была заполнена точками или пятнами. Однажды обезьяна начала рисовать веер, сдвинув изображение резко в сторону. Заметив это и поняв асимметричность, она увеличила рисунок и нарисовала на нем деталь веера, чтобы заполнить пустую часть листа.
          Другие обезьяны также проявили свое чувство композиции. Когда им давали лист бумаги, на котором был нарисован квадрат, они симметрично окружали его значками, а если квадрат был нарисован не в центре, то они рисовали его на оборотной стороне, но уже строго посредине.
          До 1961 года рисованием занимались под наблюдением ученых двадцать три шимпанзе, три оранг-утана и четыре капуцина. Совсем недавно появились живописные (красочные) рисунки обезьян. Сначала обезьяны рисовали пальцем, но скоро такой метод был отвергнут, так как измазанные краской лапы отвлекали внимание животных — они их либо облизывали, либо обо что-нибудь вытирали. Но рисунки, сделанные пальцами, были первыми, именно они неожиданно привлекли общее внимание.
          Зимой 1957/58 года Институт современного искусства устроил выставку «обезьяньего творчества». Это был показ рисунков, сделанных шимпанзе Бетси (из Балтиморского зоопарка) и шимпанзе Конго (из Лондонского зоопарка). Именно в это время в Лондонском зоопарке проводилось серьезное изучение изобразительных способностей шимпанзе Конго, и поэтому зоопарк пожелал сохранить всю серию его рисунков. Чтобы избежать покупателей, на выставленные рисунки были назначены несоразмерно высокие цены, но, как сообщает Десмонд Моррис, ко всеобщему изумлению, почти все рисунки были проданы. У коллекционеров живописи возникла новая причуда — они стали собирать «произведения обезьяньего искусства» (что оказалось удивительно доходным для многих зоопарков).
          Проще всего заявить, что покупатели этой живописи — богатые и гоняющиеся за модой люди, пожелавшие иметь у себя произведения искусства обезьян, чтобы тешиться самим и хвастаться ими перед гостями. Возможно, что часть таких покупателей считала «обезьянье искусство» занимательным, но не этими соображениями руководствовались такие взыскательные коллекционеры изобразительного искусства, как Пабло Пикассо или критик сэр Герберт Рид. Вполне понятно, что и многие биологи также стремились приобрести рисунки (их, например, покупал сэр Джулиан Хаксли). Думается, что многим коллекционерам было трудно оплатить стоимость обезьяньих рисунков.
          Если здраво смотреть на вещи, то нельзя не признать, что большинство живописных произведений обезьян доставляет удовольствие. Некоторые из них просто великолепны — настолько сильно они выражают ощущение непринужденности их создателей.
          К этому надо добавить еще одно: вы как бы приобщаетесь к помыслам человекообразного животного. Оно не только отчаянно трудилось, чтобы создать рисунок, но в процессе своей работы бессознательно сделало шаг к человеку.
          Обезьяна «отчаянно трудилась» — такое выражение удивит очень многих людей, предполагающих, что обезьяна рисовала так, как это показывают в телевидении. Несомненно, что шимпанзе, выступавшие по телевидению, получали какое-то удовольствие. Яркое освещение, огромные приборы, внимательный технический персонал, люди, которые окунают ее лапы в какую-то краску,— все это, с точки зрения шимпанзе, чувствующего всякое внешнее проявление внимания, было просто изумительным. И как существо, склонное к самолюбованию, обезьяна начинала переигрывать.
          Но некоторые шимпанзе чувствуют себя гораздо лучше, когда в более деловой и спокойной обстановке их друг биолог выпускает их из клетки, отводит в лабораторию, сажает за стол, на котором лежит гладкий чистый лист бумаги. Обезьяна может рисовать на нем черным или цветным карандашом. С этого момента обезьяна забывает о биологе, она забывает обо всем, кроме белой плоскости бумаги и рисунке, сделанном ею на свой собственный манер. Обезьяна достигает такой сосредоточенности, которая ранее считалась для нее невозможной. Буквально все биологи останавливают свое внимание на этой особенности обезьян.
          Белла — шимпанзе из Нидерландов — отличалась «удивительным трудолюбием». Она трудилась с «полной отдачей и с неслыханной для нее настойчивостью». Другие шимпанзе показали, что процесс рисования, как спонтанная активность, имеет для них огромное значение, «не меньшее, чем для нас». Животные начинали злиться, если их останавливали; когда же у них в процессе работы отбирали рисунок, то они очень волновались. По-видимому, у них существует представление о том, каким должен быть законченный рисунок. Если у Конго отбирали незаконченный рисунок, а затем возвращали его, то он начинал рисовать с того места, на котором прервал работу. Следовательно, обезьяна ясно ощущает, что рисунок не завершен. В тех случаях, когда Конго убеждали не начинать нового рисунка, а продолжать трудиться над тем, который им «закончен», обезьяна теряла терпение, начинала хныкать и визжать, а если делались настойчивые попытки принудить ее, то она принималась портить рисунок. Она наносила на нем «бессмысленные, черкающие линии».
          Насколько велика роль дрессировщика, способного возбудить у обезьян стремление к художественной деятельности?
          На этот вопрос следует ответить так: роль дрессировщика сводится лишь к тому, что он вкладывает карандаш в руку обезьяны и кладет руку на лист бумаги. С того момента, как обезьяна обнаруживает, что карандаш оставляет след на бумаге, у нее возникает стремление что-либо нарисовать. Некоторые обезьяны держат карандаш всеми пальцами так, как палку, но многие из них, особенно в результате приобретенного опыта, сами учатся держать карандаш по-человечески и во время рисования нажимают на него указательным пальцем. Постигнув это, они начинают двигать только пальцами.
          Обезьяны, наблюдавшие, как рисуют их сородичи или как пишут люди, не нуждаются в дополнительных объяснениях. Подобно самке шимпанзе, по кличке Альфа, они постоянно выпрашивают у служебного персонала карандаши и записные книжки, отлично соображая, что нужно и что можно делать карандашом. Но карандаши и кисти для обезьян — чужеродные орудия, поэтому некоторые из них предпочитают рисовать картины с помощью своей собственной техники. Подопытная обезьяна Гуа рисовала кончиками пальцев или же ногтями на запотевшем от ее дыхания оконном стекле. Сэр Джулиан Хаксли, бывший директор Лондонского зоопарка, три раза наблюдал, как молодая горилла, по кличке Менг, пыталась указательным пальцем окантовать собственную тень на стене. Какую же сенсацию должно было произвести открытие новой способности указательного пальца в едва пробуждающемся уме обезьяны! Даже у самой сообразительной собаки передняя лапа не может служить для чего-нибудь подобного.
          Обезьяна капуцин была наиболее интересным из всех животных, которые начали рисовать без всякого внешнего побуждения (принято считать, что другие обезьяны значительно уступают в умственном развитии человекообразным обезьянам). Пи-Уай— так звали эту обезьяну — умела решать механические задачи, которые не по силам большинству шимпанзе. Ее считали таким редким экземпляром, что стали именовать гением (много раз уже отмечалось, что выдающиеся животные есть не только среди приматов).
          Пи-Уай была родом из Перу, где ее купил у какого-то индейца один геолог-нефтяник, привлеченный ее «индивидуальностью». Она попала в руки известного психолога Генриха Клювера, работавшего в Институте по изучению подростков в городе Чикаго, когда ей было восемь лет. С того времени Пи-Уай приобрела широкую известность, и не только потому, что умела рисовать или была удивительно развита, но и потому, что изучение ее мозга после ее смерти показало очень высокое соотношение веса мозга к весу тела, а также «удивительное развитие коры головного мозга именно в том месте, где у человека находятся центры речи». Последнее не явилось неожиданностью, так как Пи-Уай обладала хорошо развитым голосом и даже «обращалась с речью» к приборам, которые применялись во время лабораторных опытов.
          Эксперименты над этой обезьяной проводились в относительно просторной лаборатории, где ее передвижения были ограничены стальной цепочкой, прикреплявшейся к металлической стойке. Предназначенный для нее банан либо подвешивался на определенной высоте, либо помещался на полу лаборатории с таким расчетом, чтобы Пи-Уай не могла его достать. Рядом с обезьяной находились различные предметы, с помощью которых она могла достать этот банан, если бы только додумалась, как это сделать. Некоторые из предметов были вполне подходящие: Т-образная палка, веревка и др. А иногда не совсем подходящие, как, например, мешок, кожаный пояс, газета и куски картона. Следует сказать, что все эти предметы Пи-Уай успешно использовала, чтобы подтянуть к себе банан. Самым неподходящим «предметом» была белая крыса, привязанная на шнуре, достаточно длинном, чтобы она могла добраться до банана. Вне всякого сомнения, крыса никак не была заинтересована в банане, но Пи-Уай непрерывно бросала ее в нужном направлении, пока та наконец не ухватила этот банан.
          Пи-Уай была удивительно находчивой обезьяной. Она умела решать проблемы, при которых надо было одновременно пользоваться более чем одним орудием или одновременно двумя руками. С этой обезьяной было проделано двести семь экспериментов, и, когда через три года некоторые из них были повторены, обезьяна вспомнила все те приемы, которыми она первоначально решала предложенные ей задачи. Пи-Уай прожила одиннадцать лет, всего лишь половину обычного для обезьян капуцинов срока. Может быть, этому способствовала ее эмоциональность, гораздо больший, чем у других животных, расход жизненных сил. Энергия, с которой она устремлялась на решение задач, была удивительной. Когда попадалась очень сложная задача, Пи-Уай целыми часами могла добиваться ее решения и обычно прекращала попытки только тогда, когда очень уставала. Часто она так заинтересовывалась полученными ею инструментами, что не обращала внимания на пищу, а только занималась их изучением и применением. Она тщательно разбирала их, превращала в игрушки и играла с ними долго и поразительно изобретательно. Обезьяна по собственному желанию, без какого-либо побуждения извне рисовала картинки, и это еще одно доказательство ее умственного развития. Рисование началось с того, что она при помощи куска проволоки, гвоздя и палки стала царапать на лабораторном полу. И это не были каракули, разбросанные в беспорядке где попало. Пи-Уай нарисовала целый комплекс линий, как бы связанных между собой, и, когда рисунок был закончен, она переходила в другой угол лаборатории, где начинала новый рисунок. Обезьяна работала с таким усердием, будто понимала, чего она добивается, и знала, когда данный рисунок можно считать законченным. Характер ее рисунков был не таким примитивным, как у других обезьян. Пи-Уай изображала относительно параллельные линии — горизонтальные либо вертикальные, волнистые и прямые. Часто ей хотелось добиться перекрещивания линий, и она их соединяла, проводя S-образные линии.
          Впоследствии, когда Пи-Уай получила куски мела, она стала рисовать ими на полу. С помощью цветных мелков она закрасила центральное пространство ярко-красным цветом, а вокруг изобразила раздельные плоскости, закрасив их зеленым, синим и желтым цветом. Этот рисунок обладал полноценной формой, удивительной для человекообразного существа. Несколько позднее обезьяна начала рисовать на бумаге цветным или черным карандашом. Надо сказать, что трудилась она «всем своим корпусом», изгибаясь с головы до пят вслед за движением лапы, которой проводила линию. Все это доказывало полноту ее участия в рисовальном процессе. Она была способна рисовать даже в те дни, когда ее очень утомляли механические тесты. В другие же дни, если опытов не было, она сама принималась за рисование. Насколько большое значение имел для нее этот процесс, можно было судить по ее взволнованности при показе ей после длительного перерыва ее прежнего рисунка. Если Пи-Уай впускали в лабораторию до того, как стирали с пола ее прежние рисунки, она кидалась к каждому из них, прикасалась лапой, лизала и даже обнюхивала. Ни к одному предмету в лаборатории она не относилась с таким вниманием, но среди них, кроме рисунков, ничего ей не принадлежало. А рисунки были ее собственностью.
          Другие обезьяны, за исключением капуцинов, не демонстрировали столь сильного стремления к рисованию. Помимо Пи-Уай хорошо рисовали еще три капуцина: самец Кларо и самка Кобра, которую изучала Н. Н. Ладыгина-Котс в России (через пятьдесят лет после ее первой работы с шимпанзе Джони). Третья обезьяна, Пабло, принадлежала немецкому профессору Бернгарду Ренчу.
          Рисунки Кобры сделаны в абстрактной манере, и в них столько изящества и света, что они могли бы прославить художника-человека.
          На протяжении последнего столетия, когда люди занялись изучением эволюции человека, они стали проявлять наибольший интерес к орудиям труда и механизмам. Поскольку ученые — люди своего века, то нет ничего удивительного в том, что критерием сходства животных с человеком считалось умение животных пользоваться орудием. В лабораториях ученых мерой сообразительности животного служила его способность справляться с замками и прочими техническими приспособлениями (примером может служить попытка обучить голубей печатать на пишущей машинке). Было понято (хотя и не очень принято во внимание), что эволюция человека в значительной мере шла по линии прогрессивного развития у него двух качеств — понимания («инсайт») и восприятия. Древний человек научился собирать семена дикорастущих трав и сеять их; в таком процессе орудия для вспашки земли были вспомогательными приспособлениями, однако ведь сама идея посева семян не родилась в результате применения орудий. Человек собрал диких животных в стада и научился пасти их, но ведь орудия не имели почти ничего общего с этим шагом вперед по пути эволюции. Чтобы не перекочевывать с места на место в поисках пищи, люди осели на определенной территории и образовали общины. Орудия служили им подспорьем в строительстве жилищ, но реальная основа создания общины имела социальную подоплеку, так же как принятие всевозможных общественных ограничений привело к возникновению аппарата управления.
          Если бы эволюционная теория возникла в любое иное время, кроме века индустриализации, то весьма вероятно, что изучение животных не ограничивалось бы выявлением их способностей к использованию механических приспособлений и в эволюции сознания подчеркивались бы другие стороны разумности животных.
          Ныне, во второй половине XX века, некоторые мыслители начинают разочаровываться в исключительном значении орудий и технических приспособлений. Однако к этому заключению пришли отнюдь не все. Счетно-решающие устройства и космические корабли продолжают казаться чудом, превосходящим реальные возможности человека. Вместе с тем растет сознание, что все эти механизмы не больше чем подсобные средства для достижения более значительных целей. Такая точка зрения правильна, и теперь началось некоторое движение в сторону изучения других свойств животных, которые представляют собой зачатки рационального мышления и эстетической деятельности.
          Опыты, проведенные над капуцинами, показывают индивидуальные особенности этих обезьян. Если маленькая умница Пи-Уай отлично орудовала разными приспособлениями, то в действиях других капуцинов ничего примечательного в этом отношении не было. В экспериментах У. Е. Голта с капуцинами, резусами и гиббонами по определению различия между картами с черными и белыми точками капуцины оказались сообразительнее остальных обезьян. Резусы и гиббоны, перебирая карты, действовали чисто импульсивно, капуцины же рассматривали сначала одну, а потом другую карту. Это позволило экспериментатору сделать вывод, что точность отбора обезьянами карт объясняется их способностью к сопоставлению. Подобные эксперименты дают нам некоторые указания на наличие осмысленности в действиях животных. Могут быть и другие доказательства осмысленности, но один из наиболее убедительных аргументов — это реакция животных на абстрактные формы.
          Многие живые существа отлично разбираются в формах или в очертаниях, которые напоминают им нечто естественное и важное из их повседневной жизни. Птенцы обращают внимание на небольшой шар, прикрепленный к шару несколько большего размера; по-видимому, птенцам, находящимся в гнезде, эти шары напоминают головы и туловища их родителей. Крошечные цыплята резко реагируют на грубо сделанную бумажную модель хищной птицы. Но гораздо удивительнее (что только недавно стало известно) эстетическое восприятие животными абстрактных рисунков, безусловно не встречающихся в природных условиях.
          Способность различать модели окружностей, треугольников и квадратов была проверена на осах, черепахах, рыбах и на более развитых существах. Случайно было обнаружено, что у большинства из них возникают такие же, как и у нас, оптические иллюзии, — например, с двумя равными по размеру изображениями, когда одно кажется нам больше другого, так как оно иначе расположено или обведено чертой. Животные, как и мы, поддаются тому же обману зрения.
          Во время таких экспериментов в случае правильного распознавания животное получало награду. Элеонора Дж.Гибсон и ее сотрудники обнаружили, что крысы точно и надолго запоминают рисунки, сделанные на стенках их клеток, причем экспериментаторы не делали ни малейших попыток поощрить крыс к запоминанию этих изображений. После того как крысы подолгу глядели на вырезанные из бумаги черные окружности и треугольники, они гораздо быстрее других крыс различали эти фигуры во время экспериментов.
          Но это еще не конец открытиям. Профессор Бернгард Ренч обнаружил, что некоторые животные отдают предпочтение определенным абстрактным рисункам; например, большой интерес вызывает хорошо скомпонованный рисунок, на котором есть симметрия. Примечателен уже сам факт проявления у птицы интереса к рисунку, но то, что она предпочитает лучше скомпонованный рисунок, поистине удивительно.
          Профессор Ренч подготовил различные пары карточек. Каждая пара состояла из карточки с хорошо скомпонованным изображением и карточки, на которой те же черно-белые элементы были размещены в беспорядке. Например, на одной из них были три прямые полоски, а на другой эти же полоски были нарисованы в изогнутом виде. Была карточка с несколькими квадратами, помещенными один в другой, она сочеталась с иной, исписанной беспорядочными каракулями. На некоторых карточках изображался круг, в центре которого находились треугольники, а на обороте был тот же круг, но треугольники были разбросаны в беспорядке. Наконец, на одной из карточек была нарисована окружность, ей противопоставлялась окружность с волнистой линией. Кроме перечисленных карточек имелись еще четыре парных рисунка, сделанных по тому же принципу.
          Во всех восьми случаях капуцин, по кличке Пабло, останавливал свой выбор на рисунках с правильными формами предметов, а африканская краснозадая зеленая мартышка (которая, как полагают, более примитивное, чем капуцин, животное) выбрала лишь пять правильных рисунков из предложенных ей восьми.
          Ворона выбрала шесть из восьми, у галки был тот же результат. За исключением одного случая, все «отклонения» объясняют ся не приверженностью к неправильным рисункам, а неумением четко продемонстрировать свое предпочтение. Профессор Ренч проводил эти опыты более трехсот раз, пока признал их заслуживающими доверия.
          А вот рыбы предпочли неправильные рисунки. Возможно, что водные потоки, среди которых проходит жизнь рыб, искажают очертания окружающего их мира.
          Пытаясь понять, почему ворону больше привлекают прямые линии, чем кривые, или правильная окружность больше, чем неправильная, мы не можем не признать у этой птицы наличия эстетического восприятия. Но прежде чем делать заключение, посмотрим, какие еще намеки на художественное чутье мы можем обнаружить у животных.
          У некоторых птиц и млекопитающих есть множество «художественных приемов», с помощью которых они пытаются прельстить представителей противоположного пола. Можем ли мы сказать, что эти приемы не имеют эстетической основы? Поскольку они связаны с инстинктом размножения, то они не могут быть развлекательной игрой: ведь игра не должна быть основана на инстинкте. Однако мы знаем, что некоторые песни и танцы находятся на грани проявления инстинкта и занятия игрой. С одной стороны, они служат для сексуального привлечения, а с другой — в них заключен элемент удовольствия, которое получает играющий.
          Птицы-шалашники, живущие в Австралии и на близлежащих островах,— очень любопытные существа. У этих птиц лишь только некоторые виды имеют роскошное оперение, большинство же самцов окрашено в желтовато-серый цвет. Известно, что самцы этих птиц строят шалаши, ими они соблазняют самку. Замечено, что наименее привлекательные по внешности особи сооружают такие шалаши наиболее искусно. Орнитологи считают, что строительство шалашей — одна из форм привлечения самок у этих птиц. Лишенные пышных хохолков (а они когда-то были у самцов), птицы создают максимум великолепия, украшая свое жилище цветами, раковинами, галькой и серебристыми листьями, и все это для того, чтобы блеснуть перед глазами своей избранницы. Следует сказать, что многие из этих самцов, несомненно, проявляют художественный вкус, а потому мы можем сделать вывод, что украшение мест свиданий доставляет самцу и сугубо личное удовольствие.
          Шалаш не служит местом, где откладываются яйца, это только место для любовных встреч, и строятся шалаши по-разному. Есть шалаши удлиненного типа, похожие на туннели, они всегда ориентированы на север-юг, чтобы их равномерно освещало солнце. Встречаются шалаши, построенные по образцу вигвама североамериканских индейцев. Они сооружаются вокруг ствола молодого деревца и достигают высоты в три и более фута. Эти шалаши покрыты крышей и напоминают миниатюрные коттеджи.
          Сооружение таких разнотипных шалашей требует много труда и времени и иногда продолжается четыре-пять месяцев. На некоторых шалашах произрастают орхидеи, а иногда их украшением служат цветы, воткнутые в стены. Как правило, возле входа сооружается «парадная площадка», украшенная предметами, которые особенно нравятся владельцу шалаша. Расположение этих предметов служит явным доказательством наличия у птиц предэстетических наклонностей. Помимо того что предназначенные для украшения предметы имеют яркую окраску (а это привлекает внимание), нетрудно усмотреть, что они подбираются с учетом их цвета и расположения. Иногда на «парадной площадке» разбрасываются небольшие кучки цветов.
          Орнитолог С. Диллон Райпли в своей книге «Тропа золотой птицы» рассказывает, что он положил цветы разной окраски на птичью «парадную площадку» и птица выбросила все цветы, за исключением красной орхидеи. Что же она сделала с ней дальше? Взяв орхидею в клюв, она попрыгала взад и вперед, а потом «церемонно и с поклоном» положила ее поверх кучки розовых цветов. «Это было наилучшим из того, что можно было сделать»,— говорит Райпли.
          Некоторые птицы имеют пристрастие к определенным цветам: одна голубоглазая птица выбирала по возможности предметы только голубой окраски.
          Встречаются птицы, окрашивающие свои шалаши в определенный цвет; разжевывая сильно окрашенные вещества, например ягоды или древесный уголь, они приготовляют красящую пасту.
          Птица-шалашник изготовляет настоящие малярные кисти из лубяного волокна некоторых пород деревьев, а потом макает эти кисти в краску, сделанную из ягодного сока. Лубяные кисти — один из видов вспомогательных орудий.
          Часто считают, что птицы и другие животные используют существующие в природе предметы в качестве вспомогательных инструментов, но никогда не изготовляют эти инструменты сами. Приведенный нами пример с малярными кистями полностью противоречит общепринятым суждениям. (Недавно английский биолог Джейн Гудолл сообщила, что шимпанзе делают чашки для питья, сворачивая листья на конус.)
          Некоторые из описанных нами птиц-шалашников застилают «парадную площадку» свежесорванными листьями и при этом укладывают их тыльной серебристой стороной кверху. То, что такая укладка не случайна, проверено одним орнитологом. Он перевернул все листья лицевой стороной кверху, и через некоторое время птица перевернула их обратно. Смена листьев и цветов на площадке производится по мере их увядания, и это происходит ежедневно.
          К тому времени, когда строительные дела закончены, самки начинают свое путешествие через лес. Они как бы инспектируют шалаши, и если один из них приходится самке по вкусу, то она входит в него, и самец вознаграждается за свой труд. Однако самка не остается в шалаше и не откладывает в нем яйца. Для этой цели она строит себе гнездо на дереве, иногда на высоте сорока футов. Она выводит птенцов и выращивает свою семью без помощи самца. Когда птенцы оперятся, самка отведет их в отцовский шалаш, и тогда произойдет некий обряд знакомства.
          В течение всего времени, пока самка откладывает яйца и воспитывает молодняк, самец продолжает поддерживать красоту жилища. Он ежедневно собирает цветы и устилает площадку свежими листьями. Но ведь сезон ухаживания за самкой окончен — чем же еще можно объяснить эту работу, кроме как не развлечением самца? Ведь у него нет твердой уверенности в том, что самка зайдет в шалаш со всем семейством. И иногда она действительно не приходит...
          Многие орнитологи отмечают, что пение птиц продолжается довольно долго после окончания сексуального сезона в жизни птицы, причем птицы все время его совершенствуют. Касаясь этого вопроса, У. Торп ссылается на мнение ряда ученых: И.П.Бикнела, который утверждает, что песни многих американских птиц звучат в конце лета и осенью лучше, чем в сезон размножения; Р. Нобля, обнаружившего, что жаворонок поет самые длинные песни в сентябре — октябре; А. А. Саундерса, который обращает внимание на тот факт, что американские птицы после сезона гнездования не только улучшают, но иногда и полностью меняют свои песни; В. Хекера, обнаружившего те же особенности в осенне-зимних песнях птиц Центральной Европы.
          Г.Бокер, изучавший птиц, поющих осенью и зимой, не установил у них высокой интенсивности в продуцировании гормонов в эти сезоны и поэтому сделал вывод, что нельзя приписывать позднему пению птиц мотивы, связанные с проблемой размножения.
          Уоллс Крэйг — один из самых почитаемых знатоков птичьего пения —приводит довольно распространенное мнение о том, что песня восточной лесной мухоловки, исполняемая ею в сумерки, не имеет ничего общего ни с территориальными притязаниями, ни с сексуальными мотивами. Он указывает на «длительность и непрерывность песни, на ее усложненность и музыкальное построение, на ее преимущества перед дневным пением». Объясняя эти качества, ученый указывает, что следует признать наличие психологических факторов, определивших пение птицы.
          Одно из доказательств того, что не все птицы поют только с целью привлечь самку (или самца), это пение птиц, подражающих другим птицам. Вряд ли песня многоголосого пересмешника, подражающего тоскующей и призывной песне плачущей голубки, имеет романтическую подоплеку.
          Помимо птиц песни распевает удивительно большое число млекопитающих, например бурундуки и белки, включая белок-летяг, которые поют целой компанией (так называемое хоровое исполнение песен). Одно время у меня была поющая мышь. Она начинала пение при звуках музыки, передававшейся по радио. Даже после того, как радио выключали, эта мышь продолжала слабеньким голоском выводить плавную, с канареечными трелями песенку.
          В журналах по природоведению, печатавшихся на протяжении последнего столетия, можно найти много статей о мышином пении. У.О.Хайки в «Америкен нейчералист» писал о мышке, которая наполнила стоявшую в шкафу галошу зернами кукурузы и, усевшись на свое богатство, минут десять тянула «великолепное соло». «Ее песня не была попискиванием, это был протяжный музыкальный звук «ту-вит-ту-у-ви-ву-ву-ви-ву», менявшийся по высоте тона». (Я всегда благоговею перед людьми, которые умеют изображать издаваемые животными звуки в виде слогов.) Мистер Хаики предполагал, что его певица была «мышью из прерий», но, по-видимому, петь может любая мышь.
          Если кому-нибудь приходилось слышать вой волчьей стаи в лунную ночь в тундре (а вой этот не любовный призыв, так как животные воют коллективно), того всю жизнь будут преследовать «трели» этой дикой гармонии.
          Моя эскимосская лайка Бобо в своем пении всегда стремилась добиться определенного эффекта, который заключался в достижении высокой, чистой и звенящей ноты максимальной высоты. Обычно же пение этой собаки сводилось к чередованию отдельных звуков, которые достигали кульминации, после чего раздавалась серия волнообразных звуковых взлетов. Но если собаке не удавалось сразу взять нужную высокую ноту, то попытки повторялись одна за другой, пока она не достигала цели.
          В 1947 году я проводила опыты над норвежской лайкой, принадлежавшей двум братьям-натуралистам Олаусу и Адольфу Мюри. Однажды, оставшись на их ранчо вдвоем с собакой, я сыграла на пианино более полутора десятков различных по настроению музыкальных произведений, желая посмотреть, как будет реагировать собака. При исполнении романса Чайковского Чимо — так звали собаку — только огорченно повизгивала, при звуках же испанского танца она стала резвиться. Когда я начала исполнять отрывки из музыки Моцарта и Баха, то собака улеглась недалеко от пианино, подняла голову и насторожила уши. Иногда утверждают, что при звуках музыки собака воет, так как это раздражает ее. А может быть, этот вой показывает желание вторить звукам или же нежелание слушать именно это произведение?
          Музыкальным излияниям животного, несомненно, предшествует восприятие им различия в звуковых тонах. На эту тему сейчас пишется много любопытнейших работ, но меня более всего удивило сообщение о том, что рыбы пескари могут научиться различать музыкальные полутона, а крошечную бойцовую рыбку можно научить различать ритмические удары с паузами в три и пять секунд.
          Вольфганг Келер, в течение четырех лет изучавший шимпанзе на о. Тенерифе, пишет в своей книге «Умственное развитие обезьян», ставшей классической для биологов, о происхождении побуждения к танцам. Сначала одна из обезьян притворяется сердитой и она переминается с ноги на ногу, тогда другая обезьяна начинает ей подражать, но уже прыгает то на одной, то на другой ноге. Затем начинаются повороты, пируэты и все прочее. Следующий шаг — вращение с расставленными передними конечностями, а затем беготня по кругу. Эти ритмические движения очень заразительны, и вскоре уже первая обезьяна также прыгает и кружится.
          Бывает и иначе: две обезьяны борются и кувыркаются возле столба, и вдруг возникает импульс: они начинают кружиться в ритме марша вокруг этого столба. Другие обезьяны присоединяются к ним. Танец (Келер называет его «манерой движения») становится все более сложным, и теперь обезьяны уже кружатся вокруг двух столбов, и их топание делается все более сильным.
          В описании этих танцев наиболее примечательно указание, что когда самка Тшего начинала вместе с остальными обезьянами водить хоровод, то она устанавливала ритм кружения. Без ее участия ритм имел второстепенное значение, и обезьяны сосредоточивали внимание в основном на форме исполняемых движении.
          У многих птиц танец — действие парное, и в нем принимают участие самец и самка. Бесспорно, что танцы птиц — часть брачного ритуала; в противоположность им танцы шимпанзе скорее творческая игра. Но разве нельзя предположить, что птицы также наслаждаются своими танцами, получая при этом примитивные эстетические ощущения. Любовные песни и сонеты людей зачастую сочинялись из чисто любовных побуждений, но было бы неправильно утверждать, что поэты и композиторы не испытывали радости от выражения в образах своих чувств.
          Здесь необходимо сделать предостережение, иначе мы очутимся на старомодных позициях и начнем приписывать чисто человеческие умственные процессы тем живым существам, которые не принадлежат к роду человеческому. И все же некоторые формы проявления животными интеллекта развиваются, и это развитие идет по знакомым нам путям, которые известны нам потому, что в далеком прошлом мы сами прошли по ним. И если сейчас животные достигли начальной стадии творчества, то нам следует признать, что мы не единственные из тех, кому удалось достичь этой фазы.
          У нас не вызывает сомнений тот факт, что некоторые виды деятельности животных, которые мы условно называем эстетическими, доставляют животным удовольствие и что животные относятся к таким занятиям, как к играм. Поскольку эти занятия не относятся к шаблонным или ритуальным нормам поведения, их бесспорно можно считать играми. Их участники объединяются для поиска чего-то им неведомого и ищут до тех пор, пока не обнаружат. В этом и заключается квинтэссенция игры, и одновременно это соответствует человеческому методу творчества — будь то появление у писателя основной идеи еще не отчетливо представляемого им произведения, или невольное движение руки художника, когда эта рука как бы руководит замыслом, или возникновение мелодии у композитора, который в этот момент может даже и не думать о музыке, или появление чисто научных идей — все это иногда начинается как бы в форме игры.
          Однако не следует делать вывод, что эта работа не требует усилии: процесс творческого поиска вызывает у ищущего прилив энергии, и конечным результатом исканий явится открытие, а не добыча, выигрыш или какой-то продукт.
          Рисующие, поющие и танцующие животные проявляют те же признаки, вызываемые такими же спонтанными побуждениями. Результат их творчества прост и ограничен, но ведь столь же просты рисунки, песни и танцы маленьких детей, а у них мы признаем наличие творческих стремлений. К этому надо добавить, что у взрослых мастеров искусства есть еще самодисциплина и умение выполнять сложную работу по отделке, исправлению и совершенствованию своих произведений.
          Животные-художники, несомненно, радуются своим произведениям, но, как нам кажется, гораздо важнее их врожденная склонность к стройной композиции. Обезьяна, работающая над правильным расположением рисунка, ворона, предпочитающая правильно нарисованные образцы, птицы и млекопитающие, делающие повторные попытки достичь верного звука,—все это как бы противоречит тому, что мы вправе ожидать (в результате наших наблюдении) от обычного поведения этих животных. И однако перед нами возникают какие-то попытки выразить склонность к организации и гармонии. Эти попытки не носят устойчивого характера, но побуждение налицо.
          Философ Сьюзан К. Лангер говорит о «подсознательном понимании формы», и, безусловно, нет никакой загадки в том, откуда возникло это подсознательное понимание формы: животных окружает симметрия их собственных тел и тел их сородичей; они видят вокруг себя равновесие в жизни растений; им известен ритм при взмахах крыльев, движении ног и плавников, а также чередование дней и сезонов. Они всегда встречаются с доказательствами упорядоченности мира. И многие более развитые животные пытаются выразить свое врожденное, хотя и не осознанное понимание законов природы.
          Наступление ночной темноты и приход зимы мы ощущаем точно так же, как и обитатели дикой природы. Однако биение пульса природных явлений нами не очень ощутимо: мы достаточно надежно изолированы от него.
          Мы отлично знаем привычный распорядок нашей жизни, творцами которого являемся сами. Мы хорошо помним расписание школьных или конторских занятий, движения транспорта, часов работы обслуживающих и торговых предприятии, и все это вместе мы называем комфортом и жизнью в цивилизованном обществ.
          Иногда мы создаем (порой даже умышленно) такой беспорядок, который природа никогда бы не потерпела. Мы совершаем рискованные поступки, оборачивающиеся для нас ужасной трагедией; мы терпеливо относимся к ситуациям, которые приводят к насилиям; мы позволяем международным разногласиям, по которым можно было бы договориться, превращаться в воины. В силу нашего безразличия, растерянности или усталости мы допускаем безобразное развитие систематически возникающих критических положений. Мы допускаем, чтобы бессмысленность была одной из форм нашего поведения.
          Животные не смогли бы выдержать подобного беспорядка. Психические болезни получили развитие только у людей, и, насколько мы знаем, они не встречаются у живущих в естественных условиях диких животных; исключения могут возникнуть в результате ранений в область мозга или инфекционных болезней.
          У.Торп говорит о формах деятельности, которые хотя и произошли из «игр», но тем не менее способствовали реальному прогрессу наших знаний и пониманию природы вещей и который в перспективе грядущих тысячелетий могут развиться так сильно, что наше нынешнее понимание вещей окажется чрезвычайно примитивным.

    [К началу]

    Категория: КЭРРИГЕР Салли | Добавил: Неугомонный | Теги: Игры (часть 2)
    Просмотров: 1188 | Загрузок: 0
    Всего комментариев: 0
    Поиск
     
    Skype: mordaty68
  • Blog
  • ВЕЛОСИПЕДИСТЫ
  • «ЗДОРОВЬЕ»
  • «ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ»
  • «МАСТЕРОК»
  • «МУРЗИЛКА»
  • НЕОБЫКНОВЕННЫЕ ЧЕРЕПАШКИ
  • «ЧЕРНАЯ курица»
  • ИНСУЛЬТ
  • ПЕТРОДВОРЕЦ
  • «МОЯ РЫБАЦКАЯ КОЛЛЕКЦИЯ»
  • Научно-популярное издание
  • Роб Ван дер Плас
  • БРАТЬЯ САФРОНОВЫ
  • ФЛОРА И ФАУНА
  • ЮНЫЙ ТЕХНИК
  • КВВКУС
  • ШАХМАТЫ
  • ХОББИ
  • «ИСКУССТВО РЫБАЛКИ»
  • РЫБОЛОВ
  • РЫБОЛОВ-СПОРТСМЕН
  • Это станок?
  • ПРАВОСЛАВНАЯ КУХНЯ
  • ДУХОВНЫЕ РЕЦЕПТЫ
  • «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
  • * YOUTUBE *
  • Одноклассники
  • facebook
  • АКИМ Яков Лазаревич
  • БЕЛОЗЁРОВ Тимофей Максимович
  • БЕРЕСНЁВ Александр Михайлович
  • БЕХЛЕРОВА Елена
  • БИАНКИ Виталий Валентинович
  • БЛОК Александр Александрович
  • БОНЕЦКАЯ Наталья
  • ВОРОНЬКО Платон Никитович
  • ВАЖДАЕВ Виктор Моисеевич
  • ГЕРЦЕН Александр Иванович
  • ГРИММ, Вильгельм и Якоб
  • ГРИБАЧЁВ Николай Матвеевич
  • ДВОРКИН Илья Львович
  • ДОРОШИН Михаил Федорович
  • ЕРШОВ Пётр Павлович
  • ЕСЕНИН Сергей Александрович
  • ЖИТКОВ Борис Степанович
  • ЖУКОВСКИЙ Валерий Андреевич
  • ЗАЙКИН Михаил Иванович
  • ЗАХОДЕР Борис Владимирович
  • КАПНИНСКИЙ Владимир Васильевич
  • КВИТКО Лев Моисеевич
  • КИПЛИНГ Джозеф Редьярд
  • КОНОНОВ Александр Терентьевич
  • КОЗЛОВ Сергей Григорьевич
  • КОРИНЕЦ Юрий Иосифович
  • КРЫЛОВ Иван Андреевич
  • КЭРРИГЕР Салли
  • ЛЕСКОВ Николай Семёнович
  • МАКАРОВ Владимир
  • МАЛЯГИН Владимир Юрьевич
  • МАМИН-СИБИРЯК Дмитрий Наркисович
  • МАРШАК Самуил Яковлевич
  • МИЛН Ален Александр
  • МИХАЛКОВ Сергей Владимирович
  • МОРИС КАРЕМ
  • НАВРАТИЛ Ян
  • НЕКРАСОВ Андрей Сергеевич
  • НЕЗНАКОМОВ Петр
  • НОСОВ Николай Николаевич
  • ПЕРРО Шарль
  • ПЕТРИ Мерта
  • ПЛЯЦКОВСКИЙ Михаил Спартакович
  • ПУШКИН Александр Сергеевич
  • РОДАРИ Джанни
  • СЕВЕРЬЯНОВА Вера
  • СЛАДКОВ Николай Иванович
  • СУТЕЕВ Владимир Григорьевич
  • ТОКМАКОВА Ирина
  • ТОЛСТОЙ Алексей Николаевич
  • ТОЛСТОЙ Лев Николаевич
  • ТЫЛКИНА Софья Павловна
  • УСПЕНСКИЙ Эдуард Николаевич
  • ЦЫФЕРОВ Геннадий Михайлович
  • ЧУКОВСКИЙ Корней Иванович
  • ШЕПИЛОВСКИЙ Александр Ефимович
  • ШЕРГИН Борис Викторович
  • ШУЛЬЖИК Валерий Владимирович
  • ШУМОВ Иван Харитомович
  • ШУМОВ Олег Иванович
  • Эндрюс Майкл
  • ЮДИН Георгий
  • ЮВАЧЁВ Даниил Иванович(ХАРМС)
  • ЮСУПОВ Нуратдин Абакарович
  • ЯКОВЛЕВА Людмила Михайловна
  • Счетчик посещений Counter.CO.KZ - бесплатный счетчик на любой вкус!