|
Животные и люди
Нечётко обозначенная граница
 Апрельский воздух как бы насыщен любовью. Доказательством этому служат непрерывные полеты трех ласточек: самки и двух ухаживающих за нею самцов. День-деньской они скользят, парят и шныряют над ручьем. Когда ласточки летают в поисках корма, они хватают в воздухе широко раскрытыми клювами разных насекомых, а так как мы не в состоянии уследить за их быстрыми действиями, то их полеты подчас кажутся нам бессмысленными.
В период ухаживания самцов за самками изящные, стремительные взлеты и повороты ласточек, сверкание лучей солнца на их беленьких шейках и иссиня-металлических крылышках — все это представляет собой воздушный танец удивительной красоты. Вскоре этот танец заканчивается, и уже к началу июня остаются только полеты за кормом, а скромная парочка обретает свой дом в дупле засохшего дерева, стоящего выше по течению ручья.
Мужчина сказал: «Наступило время, когда мы снова начинаем толковать о доме. Каждую весну мы ведем этот разговор».
А женщина ему ответила: «Ах, за последние две недели я осмотрела все дома. Некоторые из них довольно привлекательны. Очень своеобразны остроконечные крыши, но они заставляют меня вспомнить о мамашах, которые по целым дням пекут имбирные пряники. А под плоскими крышами вечно распивают коктейли и мужчины ходят в сандалиях и гавайских рубашках. Мне больше всего нравится дом с новоанглийской покатой крышей. Вообще все, что касается домов, меня так волнует!..»
 «Да, но только весной,— сказал муж.— Весной это становится навязчивой идеей».
Будут ли они строиться в этом году? Уже дважды, и оба раза весной, они просили меня присмотреть для них хороший участок в тех местах, где я живу. Оба раза я находила то, что им нравилось, и они поспешно начинали деловые переговоры, но проходили недели, и поспешность ослабевала. Когда же участки приобретали другие желающие, мои друзья не огорчались. Они как-то не были уверены в том, что хотят строить дом. Да и наступало лето.
В то теплое майское воскресенье, когда мы сидели на моей веранде и вели разговор, на ближайшем болотном дубе две стонущие горлицы вили гнездо. Самец приносил обрывки высохших побегов виноградных лоз и соломинки, а самка свивала из них стенки гнезда. Усевшись на ближней ветке, самец всячески подбадривал самку. По сравнению со всеми стоящими поблизости деревьями — кленом, буком, вязом и кизилом дуб, на котором горлицы вили гнездо, был самым раскидистым, самым открытым и вместе с тем самым тенистым. Его свободно свисающая листва смягчала порывы бриза и одновременно позволяла ветру достаточно вентилировать гнездышко, сохраняя в нем прохладу в течение всего лета. Видимо, горлицы были знатоками «жилищного дела», так же как и моя знакомая, которая выбирала дома.
В тот день вся наша округа была огромной строительной площадкой. Работа шла в тысячах гнезд и нор: старые чистились и приводились в порядок, а другие строились, и все это делалось в расчете на новое поколение, которому суждено было появиться на свет.
Мои же знакомые были бездетными, и у них не было необходимости думать о том, где разместить своих отпрысков.
Однако первобытный инстинкт очень силен, и доказательством тому может служить статистика торговли домами по месяцам — максимум приходится на май.
Лето принадлежит юным, всем юным и повсеместно, безразлично, будут ли эти первогодки зверятами, неоперившимися птенцами или же мальчиками и девочками, радующимися лету в свой второй, третий или даже десятый год жизни. Для всех них лето — новый мир, и нет ничего удивительного в том, что они его любят, не хотят расставаться с ним и стремятся жить в этом мире так долго, как только возможно.
Все шероховатости жизни сглаживаются прекрасной погодой и чудесным временем года, но в целом мир вовсе не так прекрасен. Не всегда бризы овевают залитые солнцем деревья, не всегда разная мелюзга рассаживается на глянцевитых и влажных камнях и дерзко глядит в чьи-то ребячьи глаза. Но лето с его медленно движущимися по холмистым лугам стадами овец, вслед за которыми так же размеренно плывут тени кудреватых облаков, с его безумными воздушными плясками бабочек, так похожими на восторженных маленьких девочек, стремительно размахивающих руками, когда они бегут по траве,— именно лето научит малышей многому.
Зимой оленята будут укрываться вместе со своими матерями под застывшими деревьями, а ягнята проведут долгие, скучные дни в едва освещенных овчарнях. Дети тоже будут сидеть под крышами за плотно закрытыми дверями, но сердца их будут наполнены впечатлениями о мире, который они увидели в июне. Летние игры для всех этих существ независимо от возраста — лучший способ познания окружающего.
Возможно, что по понятиям малышей знакомство с соседним полем — событие достаточно волнующее, но их родители хотят посмотреть и на другие части континента или даже земного шара. Всего лишь полсотни лет назад путешествие было доступно лишь богатым людям и составляло неотъемлемую часть их времяпрепровождения в течение года. Однако автомобиль предоставил возможность всем и каждому увидеть самые разнообразные ландшафты, и миллионы людей этим воспользовались.
Влечение к путешествию можно обнаружить еще на низших этапах эволюции. Так, например, у некоторых рыб летом возникает стремление направиться в новые места, а многие виды птиц и млекопитающих путешествуют без всякой цели, разве что из желания удовлетворить свое любопытство. Есть птицы, например маленькая голубая цапля и южный лысый орел, которые отправляются на север после окончания сезона гнездования, а небольшие стаи самцов уток-гаг совершают заблаговременные миграции к югу — они летят разными окольными путями и странствуют где попало, в то время как их весенние перелеты проходят по строго определенному маршруту.
В последней половине лета, в августе, влечение животных к путешествиям становится наиболее сильным. Самое трудное время, связанное с появлением на свет и выхаживанием народившегося потомства, уже закончено, и зачастую подросший молодняк уже способен принять участие в этих походах, которые можно рассматривать как метод его обучения.
Да будет известно семьям людей, заполняющим в это время дорожные магистрали, что стаи птиц, пролетающих над автомобилями, движутся вперед, ведомые теми же побуждениями. И в перелесках вдоль автомобильных дорог, в кустарниках и ручьях тоже происходит, правда, несколько меньшее и не всегда заметное движение.
На Аляске просто немыслимо не сопоставить приток туристов летом с появлением в то же время бесчисленных рыб, китов и великого множества птиц. Даже живые существа, обитающие на Аляске круглый год, отправляются в летнее путешествие к самой кромке замерзающих вод, где их пребывание длится совсем недолго. Но ведь и люди-путешественники задерживаются здесь ненадолго — большинство их покидают Аляску в первых числах сентября. Многие постоянные жители Аляски считают, что весна, осень и зима — лучшие времена года в этом крае, но путешественники в эти времена здесь не появляются.
Видимо, не «лучшее время года» является стимулом к путешествию.
Огромные современные предприятия, занимающиеся замораживанием и консервированием летних плодов и различных продуктов питания, избавляют людей от необходимости загружать кладовки на зимний сезон. Но многие из моих знакомых женщин, да и я сама отношусь к их числу, считают обязательным ежегодно заготавливать по нескольку банок варенья. А ведь это и есть характерный признак заботы о запасах продовольствия — слабый отзвук давнишнего побуждения человека, хотя мы и утверждаем, что варим варенье лишь потому, что любим заполняющий наш дом аромат сладкого, уваривающегося сиропа.
Население тех мест, откуда трудно добираться до универсальных рынков, еще по сей день занимается закладкой впрок и хранением фруктов, овощей и корнеплодов. В ряде случаев результаты этой приятной деятельности слишком велики для семейных потребностей.
В долине Джексон-хол, где зимовать остается всего лишь несколько семейств, у местных хозяек принято выпекать по пятидесяти караваев хлеба и по две дюжины кексов за один присест в те дни, когда температура устанавливается значительно ниже нуля. И вот это множество хлебных изделий, которые можно было бы выпекать в нужных количествах в любой день, помещают в металлические клетки и подвешивают на блоках высоко на ветвях деревьев, чтобы к ним не могли подкрасться медведи. Когда этот хлеб или кекс оттает, он вкуснее свежего, но я никогда не слышала, чтобы такая массовая выпечка производилась, скажем, ранней осенью.
В Джексон-холе на Аляске, а также в других отдаленных северных местах отцы семейств пытаются обеспечить (и зачастую им это удается) своими меткими выстрелами запас мяса на зиму.
Однажды в сентябрьский день я шла вдоль северного берега озера Ли в Джексон-холе по направлению к скалистому мысу. Утро было ослепительное: свежевыпавший снег одел вершины гор. золото осиновой листвы сверкало по всему берегу, а озеро было таким синим, что этого цвета хватило бы и на менее яркие небеса. Тропа, по которой я шла, была проложена лосями, и это подтверждалось не только ее извилистостью, но и отсутствием веток на деревьях ниже того уровня, на котором расположены рога животных. Среди темных елей лежала глубокая тень, но впереди виднелись солнечные блики, отражавшиеся от волн, и это служило доказательством, что тропа ведет к озеру. Я добралась до кучи камней и села, чтобы порадоваться теплоте нагретого камня.
И вдруг — удивительная вещь! — я увидела на плоском валуне в каком-то определенном порядке крошечные стога сена и стебли кипрея, лупина, золотарника и несколько веточек виргинской черемухи. Ближайший ко мне стожок имел форму веера, и все семенники были выставлены наружу, к солнцу. Кто мог здесь сушить растения?
 Ответ на этот вопрос был дан мне тоненьким, обиженным и несколько гнусавым голоском маленького зверька: «Зачем вы тут уселись?» И так как иногда дружеский оттенок человеческого голоса успокаивает неприрученные существа, я ответила: «Я хотела повидать вас». Я понимала, что запасы сена могли быть собраны только сеноставкой. Эти крошечные зверьки сушат и заготавливают впрок растения, которые складывают на зиму под скалами. Они не ложатся на зимнюю спячку, а потому должны располагать достаточным запасом корма до следующей весны.
Как правило, сеноставки попадаются на глаза только альпинистам, так как обитают на очень высоких склонах, примерно на высоте 17 000 футов, а на таких высотах, как озеро Ли, то есть 6900 футов над уровнем моря, встречаются очень редко. Я знала этих животных только понаслышке, и, хотя я понимала, что я незваный гость, мешающий спешной уборке урожая, мне хотелось понаблюдать за ними. Вскоре из расщелин вылезли еще два зверька, чтобы заявить мне свой протест на более близком расстоянии. Они были так малы, что любой из них мог бы удобно поместиться на моей ладони. У них была мягкая шерстка, окрашенная в тон скалы, несколько беловатая внизу и темно-желтая наверху, большие округлые ушки и широко расставленные глаза, и походили они на очаровательные игрушки. Несмотря на свою полную беззащитность, если не считать возможности спасаться среди камней, они отваживались подходить ко мне совсем близко, как маленькие дети, чье простодушие само по себе может быть средством самозащиты.
Их жалобы не были резкими, но они были проникнуты искренней печалью. Только несколько минут спустя один из зверьков снова принялся за уборку сена. Он удалился и через некоторое время появился снова, неся в зубах сложенные крест-накрест пучки стеблей. Свою ношу он свалил в кучу, которую, по-видимому, намеревался в дальнейшем разложить для сушки. Два других зверька юркнули в расщелину, а я удалилась, чувствуя себя виноватой, что помешала столь важной работе.
Ранней осенью многие животные заняты закладкой запасов на зиму. Вы, вероятно, вспомните о белках, роющих ямки для хранения желудей на тщательно ухоженных полянках. К холодным месяцам готовятся лемминги, полевые мыши разных видов, хомяки, ондатры, бобры, мешетчатые крысы (они заготавливают только земляную грушу) и многие птицы вроде привычной для нас сойки.
Часто задают вопрос, помнят ли животные места, где они спрятали свои запасы. Наблюдая за рыжей белкой, извлекавшей из своего тайника припрятанные желуди, я сделала вывод, что она знала, где зарыла свое пропитание, лишь в общем и отыскивала его по запаху. Северные птицы ореховки более точны в своих действиях. П. О. Суонберг, наблюдая за ореховками, подсчитал, что они триста пятьдесят один раз зарывались в снег на глубину восемнадцать дюймов и в восьмидесяти случаях из ста вылезали с кормом, который они искали. Конрад Лоренц утверждает, что вороны не любят, когда люди наблюдают за тем, как и где они прячут пищу. Если они заметят, что за ними наблюдают, то вынимают спрятанное и уносят на новое место, где их никто не видит.
Животные, проводящие зиму на поверхности земли, редко закапывают свои запасы на большую глубину, но те, которые обитают в норах, зачастую тщательно и с большим старанием строят кладовые. Очень тщательно оборудованы норы европейского слепыша. Помимо специальных галерей и отдельных кладовых для хранения запасов продовольствия (лука, картофеля, моркови и других кореньев) они имеют санитарные помещения, которые по мере их заполнения испражнениями наглухо замуровываются. Помимо всех этих помещений предусмотрено специальное место для молодняка, заполненное мягкой и сухой травой. Но самое интересное в норах — «свадебная комната», строительство которой начинается за несколько месяцев до сезона спаривания. Эта маленькая комната имеет в поперечнике около восьми дюймов, и стены ее обмазаны глиной. Боднар Бела говорит, что после спаривания животных это помещение вместе с ведущей к нему галереей полностью отделяется от всей остальной части норы.
Мы воспринимаем зиму как нечто безжизненное, с заснувшей природой, но это представление больше связано с растительным миром, чем с миром животных. Действительно, подобно тому, как прекращается движение соков в растениях и останавливается развитие семян, погружаются в зимнюю спячку и некоторые представители животного мира. Однако именно в зимнее время происходит активный процесс развития эмбрионов, находящихся в темных утробах животных.
Природа очень предусмотрительно устроила так, что большинство зверей появляется на свет весной. В самые первые недели и месяцы жизни, когда новорожденные очень уязвимы, им не приходится сталкиваться с бурями и холодами. Солнечное тепло позволяет им начинать свои первые шаги поблизости от нор и гнезд, обучаться технике полета, бега, плавания, ползания и всего того, что им надлежит знать. К тому же весной в избытке пища, которая нужна родителям, вскармливающим детей, и которую молодняк уже начинает самостоятельно добывать для своего пропитания. Если учесть все эти обстоятельства, то для многих животных было бы просто немыслимо родиться и выжить в любое иное время, кроме весны. Именно по такой причине большинство из них появляется на свет в это время года.
Поскольку сроки беременности у самок разных животных различны, то соответственно должно быть разным и время зачатия. Так оно и есть. Американский лось с его сроком беременности в семь месяцев спаривается в сентябре. Обычный лось, у которого этот период короче на тридцать дней, вступает в сезон размножения на месяц позже. У волков и лисиц срок беременности продолжается около шестидесяти дней, поэтому они начинают спариваться в феврале. У некоторых видов животных, приносящих по нескольку пометов в год, например у мышей, возникают определенные периоды бесплодия, что предотвращает появление молодняка в суровое время года.
По-видимому, природе было довольно трудно, когда она составляла график сезонов спаривания и сроков появления на свет молодого поколения, однако это не было для нее единственной трудностью. Многие животные погружаются в зимнюю спячку, то есть в подобный смерти сон, именно тогда, когда должей произойти момент оплодотворения, чтобы новый отпрыск появился на свет весной. И вот каково решение: большинство таких животных спаривается летом, как бы полагаясь на какую-то технику замедления роста эмбриона. У барсуков, куниц, возможно, у медведей, а также у некоторых других млекопитающих оплодотворенное яйцо не закрепляется на стенке матки и его развитие начинается гораздо позже, то есть зимой. У некоторых видов летучих мышей, погружающихся в зимнюю спячку, спаривание происходит осенью, сперма в живом состоянии хранится всю зиму в матке самки, и оплодотворение яйца наступает не ранее весны. У других летучих мышей зародыш находится на месте с осени, но пока самка пребывает в состоянии зимней спячки, его развитие крайне замедленно.
Так или иначе, но молодое поколение не может увидеть белый свет под холодными зимними небесами.
Имеет ли все сказанное какую-нибудь связь с рождениями людей, которые происходят круглый год и в любой месяц? Как мы далее узнаем, имеет.
В местах, омываемых теплыми морями или расположенных в тропиках, новорожденные животные не встречаются с низкими температурами, поэтому шаблоны размножения у них несколько иные. У морских выдр и у многих живущих вблизи экватора прибрежных млекопитающих воспооизводство молодняка происходит в любое время года. Процесс спаривания и беременности идет нормальным темпом. Обезьяны всех видов, проживающих обычно в тропическом климате, относятся к числу животных, которые свободны от жесткого графика воспроизведения потом- ства принятого у обитателей холодных мест. Их самки приходят состояние, при котором возможно зачатие, при каждом лунном цикле, то есть через двадцать восемь дней. Человеческие существа унаследовали от своих предшественников — приматов этот шаблон воспроизведения потомства, хотя большинство из нас проживает далеко к северу или югу от экватора и приобрело большой опыт жизни в зимних условиях.
Но даже у тропических животных большая часть рождений приходится на весну, а у птиц — на сезон дождей, когда в избытке имеются насекомые, необходимые для их пропитания.
Около двадцати пяти лет назад Элсуорт Хантингтон обнаружил, что жизнеспособность человеческих существ достигает максимума за девять месяцев до февральско-мартовского периода, то есть весной. Из этого он сделал вывод, что ребенок, зачатый в период максимального здоровья своих родителей, должен унаследовать все лучшее, что они могут ему передать. Однако Хантингтон не исследовал вопроса, почему месяцы май — июнь столь благотворно действуют на физическое состояние человеческих отцов и матерей? Почему именно в это время их жизнеспособность наивысшая? Он считал, что основная причина — погода, прекрасные майские и июньские погожие дни, «столь благоприятные для беспрепятственного функционирования желез, нервов и других органов».
 Но ведь эти месяцы не соответствуют наилучшему физическому состоянию большинства животных. В мае — июне самцы лосей и оленей еле держатся на ногах и имеют очень хилый вид. Иногда это пытаются объяснить тем, что все их силы уходят на отращивание рогов, и до некоторой степени такое объяснение правильно. Три-четыре месяца спустя, когда у этих копытных животных начинается сезон спаривания, они выглядят совершенно по-иному — это величественные, мощные животные с отливающей блеском шерстью. Охотники-трапперы хорошо знают, что лисицы, например, лучше всего выглядят в сезон размножения.
Зима!.. Многие животные ее не перенесут, а очень многие, движимые желанием выжить, совершат невероятно трудные и далекие путешествия в теплые края. Среди всех этих животных будут и такие, которые встретят черные зимние штормы с развивающимися или находящимися в состоянии покоя эмбрионами в своем чреве.
Климат местности, где я живу, умеренный и многоснежный, для некоторых видов птиц он оказывается вполне терпимым, и здесь они заканчивают свой перелет на юг.
Одна из самых маленьких птиц, которые здесь зимуют,— полевой воробей, гнездящийся на Крайнем Севере. Я знаю этот далекий район. Однажды мне пришлось возвращаться оттуда на автомобиле, и это путешествие не требовало от меня больших усилий, чем на протяжении пяти тысяч двухсот миль поворачивать руль при объезде скал.
С моей точки зрения, такое путешествие было достижением, хотя и скромным. Но эта оценка стала совсем иной, когда мне довелось понаблюдать за маленькой птицей, которая дважды в год совершает такое же путешествие, передвигаясь за cnef собственных мускулов.
Интересно узнать, есть ли у птиц и у других животных чувство страха перед приближающейся зимой и не это ли чувство заставляет их вносить изменения в привычный образ жизни? Основное изменение в привычном образе жизни сводится к стремлению увеличить сообщество, которое летом ограничивается пределами собственной семьи или небольшого клана, а осенью сменяется тягой к образованию стай или стад. Видимо, опасность холодной погоды делает необходимым общение с себе подобными и даже с другими видами животных. Резкий холод высокогорных о имеет те же свойства, что и холод глубокой зимы; говорят, что некоторые птицы, встречающиеся только в самых диких, отдаленных от человека местах, становятся почти ручными на больших горных высотах, подобных Гималаям, где они живут буквально у порогов человеческого жилья.
Существует несколько путей, по которым человеческие существа следуют за сезонными шаблонами, принятыми в жизни животных. Но мы — люди, а потому не очень точно следуем по этим путям: кое-кто начинает строить дом в августе, у некоторых ухаживание достигает максимального развития в январе, иногда поездки в отпуск бывают в октябре, а заготовка продуктов не всегда проводится в конце лета. (Но когда однажды весной я решила положить в морозильник только что появившиеся на рынке свежий ревень и землянику, то не смогла купить пластмассовых коробок. «Публика никогда в это время года не наполняет свои морозильники. Она делает это значительно позже»,— пояснил мне продавец.)
У нас желания могут возникать независимо от сезона, но в нашем поведении существует четкая тенденция, связанная с унаследованными нами привычками и в то же время сочетающаяся с нашим разносторонним и цивилизованным образом жизни.
«Я насторожил уши», «при этих словах он ощетинился», «он поежился» — эти выдержавшие испытание временем выражения возникли в результате общения человека с животными, и число подобных слов и выражений непрерывно растет.
«Облаять (кого-нибудь)», «выть волком», «съобезьянничать», «скулить», «мурлыкать (песенки)», «встать на дыбы», «собачиться», «проворонить», «петушиться», «окрыситься» — многие из этих выражений употребляются сейчас в разговорной речи, но интересно, что подобные «связующие нити» между человеком и его дочеловеческими предками были описаны сто лет назад Чарлзом Дарвином в его книге «Выражение эмоций у человека и животных».
Вероятно, эта книга в силу своей специфичности обидела гораздо большее число людей, чем дарвинский труд о происхождении видов. Какой-нибудь проповедник, громко вещающий со своей кафедры об исключительности рода человеческого с его божескими душами, не захочет признать, что многие его жесты, так же как и растущие на его затылке волосы, басовые тона его неистового голоса и пот, льющийся по его коже под священническим облачением,— все это обычные проявления возбуждения, свойственные большинству млекопитающих. И если этот проповедник усмехается по адресу Дарвина (а для того чтобы усмехаться, вовсе не надо иметь перед собой зеркало), то ему небесполезно напомнить, что усмешка произошла от характерной для животных манеры приподнимать губу, чтобы напомнить противнику о клыках. Возможно, что проповедник и отрицает принцип эволюции, но как может не проповедник, а просто человек сомневаться в столь хорошо известных истинах.
В результате последних научных исследований мы стали признавать действия внутренних механизмов, побуждающих нас, например, к драке или к бегству. Мы знаем, что эти механизмы сходны у всех млекопитающих. Детальное описание способов выражения чувств у животных, сделанное Дарвином, дает нам более непосредственное представление о них, чем, скажем, сведения о высвобождении адреналина, о прерывании пищеварительных процессов, изменении кровообращения и других процессах, происходящих в нашем организме при испуге (да и никто из нас не ощущает, как адреналин проникает в кровь). Мы можем у нас самих опознать признаки, которые Дарвин описывает у сильно испуганных животных. Они дрожат, бледнеют (кожа вокруг пасти теряет окраску), потеют, неровно и учащенно дышат, их сердце бьется сильнее, зачастую очень сильно, просто яростно. «Это было испытанием, при котором волосы встали дыбом» — такое состояние присуще и людям, и животным.
Нападающие животные пытаются запугать противника: они рычат или храпят, глаза их мечут молнии. Кроме того, они пытаются создать впечатление, что их размеры гораздо больше действительных. У млекопитающих шерсть «становится дыбом», а лопатки приподнимаются так, чтобы создать видимость наибольшей высоты. Птицы растопыривают перья, а лягушки надуваются воздухом (тут поневоле вспомнишь армейских сержантов).
При сильных болях мы стонем и корчимся, сопровождая все это движениями, которые, по мнению Дарвина, свидетельствуют о подсознательной попытке «убежать» от страданий.
Изменение тембра голоса — характерная для всех нас форма выражения чувства: в припадке гнева звук становится гуще, а когда кто-либо обижен или огорчен, то и у людей, и у животных голос пронзительный, плачущий. Самки животных обращаются к своим детенышам таким голосом, каким они никогда не пользуются в иных случаях. Но ведь и женщины-матери, все женщины рода человеческого, обращаясь к детям, говорят по-особому. Однажды я обратилась к месячному ребенку таким же деловым тоном, каким заказываю продукты в бакалейном магазине. Но из этого обращения ничего не получилось. Интонация голоса, когда мы говорим: «Дайте мне пучок салата!» — просто анормальна при обращении к крошечному ребенку и звучит для него угрожающе. Именно поэтому находившийся у меня на руках младенец испугался и расплакался.
Звук «м-м-м-м», который многие дети издают во время их кормления, почти аналогичен тому, который издают новорожденные млекопитающие. Возможно, что это «м-м-м-м» и определило возникновение слова mammal (млекопитающее).
Не всегда способ выражения чувств, да и сами чувства можно считать связующими звеньями между нами и нашими предками — животными, однако связь здесь довольно велика.
В этой книге рассматриваются отдельные привычки, повадки и склонности животных, и особенно те из них, в которых много общего между людьми и животными,— родительский и половой инстинкты, агрессивность, игры. И хотя сходство между человеческой и дочеловеческой природой часто не будет подчеркиваться и даже упоминаться, я уверена, что во многих случаях оно будет очевидным для читателя.
Любому натуралисту теперь ясно, что, изучая животных, мы можем лучше понять многие человеческие возможности, а также и подстерегающие нас опасности. Сходные проблемы возникают и у нас, и у животных, но последние умеют успешно их решать. Жизнь животных проходит по таким правильным руслам, их сообщества остаются настолько стабильными, они действуют так хорошо, что нам не только интересно, но и полезно подумать над тем, что иногда и у человеческих существ есть те же самые возможности для более продуктивного образа жизни. Конечно, люди во многом превосходят животных, и было бы крайне рискованно принимать некритически все, что нам предлагает природа, воспринимать мир животных как нечто бесспорно полезное и истинно правильное. Можно даже сказать, что природа допустила ошибку, не предусмотрев отклонений от инстинкта в новых для животного ситуациях. Разберем для начала один-два таких случая.
Сперва рассмотрим ситуацию, которая вполне уместна в условиях дикой природы, но может привести в смущение разумные человеческие существа. Нам нет необходимости искать ее в лесной чаще — вполне достаточно сделать простейшую кормушку для птиц. Наблюдая за поведением птиц, прилетающих к этой кормушке, мы сразу же заметим, что птичьи самки при избрании себе самца зачастую подражают манерам птенцов. Они приникают к земле, чтобы казаться меньше ростом, их голоса звучат как у едва оперившихся птенцов; они трепещут крыльями в ослепительно-привлекательной, неотразимой для самцов манере, при этом раскрывают клювы, как бы прося накормить их. Некоторые самцы принимаются кормить этих вполне взрослых особ, и то, что они им приносят, равнозначно стандартным коробкам шоколадных конфет, столь принятым у ухажеров-мужчин. Среди млекопитающих, например волков, также принято, чтобы самцы дарили пищу самкам, а самки пискливым голоском и очаровательноигривыми манерами пытаются выдать себя за волчат. Правда, существуют и исключения из этого правила. В первую очередь надо указать на поведение домашней кошки, но в общем все самки в период ухаживания пытаются «сбавить себе возраст».
 Указанные поступки самцов и самок ритуальны. Из всех врожденных действий правила ухаживания соблюдаются у животных наиболее строго. Действия самцов и самок должны точно совпадать: на любой поступок самца самка должна ответить строго соответствующим жестом или движением, что в свою очередь позволяет самцу сделать следующий шаг и получить нужный ответ. Причем так продолжается до самого финала. Вся эта линия поведения у разных видов животных имеет разные детали, и часто эти детали помогают животным различить тот или иной вид. Малейшая ошибка, допущенная одной из сторон, вполне достаточна, чтобы все предыдущее ухаживание пошло насмарку.
Существенно, что на протяжении всего брачного периода детская манера поведения характерна для большинства самок, но, как только появляется требующее ухода потомство, она немедленно исчезает. После упрочения семейной жизни самка птицы или млекопитающего прекращает свои обольщающие приемы — она вернется к ним в следующем году, и ей вовсе не надобен компаньон, который ухаживал бы за ней до конца жизни (да и он никогда не пойдет на это).
Вероятно с точки зрения самца привлекательность самки заключается в ее эмоциональном разнообразии. В этой связи надо сказать, что самка животного имеет свои отличительные женские особенности: она гораздо спокойнее самца, значительно послушнее и более сдержанна в поступках. Некоторые из этих особенностей характерны и для молодняка. Однако в свой внебрачный период самка никогда не подражает манерам, действиям или голосу детенышей. Когда ей это не нужно, она в полной гармонии с требованиями природы их отбрасывает. Возможно, что на всем протяжении своего «романа» она действительно ощущает свою беззащитность и беспомощность, а потому ее тянет к самоуверенному самцу, который, быть может, напоминает ей сильного животного, заботившегося о ней в дни ее собственного детства.
Что же касается короткого периода ухаживания, то в действительности это лишь игра, а будучи игрой, ухаживание не может длиться бесконечно.
Наиболее удивительными чертами характера животных (кстати, столь практически бессмысленными, что можно заподозрить природу в чувстве юмора) следует считать такие их склонности, которые биологи называют сверхнормальными (до настоящего времени эти черты были изучены лишь на небольшом числе видов животных). Дело в том, что многие живые существа удивительно склонны ко всему, что чересчур велико по размеру, или слишком ярко, или же блестит, и эти склонности очень далеки от разумной полезности. Иногда абсолютно полезное приносится в жертву тому, что больше волнует или больше нравится, и тогда это предпочтение идет во вред продолжению рода, то есть становится дисгеническим.
До тех пор пока О. Келлер и А. Загарус не сделали в 1937 году своего первого открытия, трудно было предположить наличие у природы таких вольностей. Исследуя вопрос, узнают ли птицы снесенные ими яйца, они наблюдали отношение окольцованных ржанок к яйцам, имеющим светло-коричневую окраску и темно-коричневые крапинки, и к яйцам той же величины, но с чисто белой окраской и более крупными черными крапинками. Оказалось, что птицы предпочитают более яркие по раскраске яйца, хотя они и снесены птицами другого вида.
Пять лет спустя профессор Николаас Тинберген вместе со своими тремя сотрудниками решил изучить тяготение к сверхнормальному у других живых существ. Опыты начались над птицами — куликами-сороками.
 После того как самка кулика-сороки откладывает три (и не более) яйца, она принимается их высиживать. Предел в три яйца имеет какие-то внутренние причины, возможно гормональные, и не является сознательным актом. Профессор Тинберген и его коллеги предложили вниманию самок куликов-сорок гнезда, в которых лежало пять яиц, и вскоре было обнаружено, что самки покинули свои собственные гнезда и перебрались туда, где яиц было больше. Гораздо более удивительным было то, что самки куликов-сорок покидали собственные гнезда ради тех, в которых лежали яйца серебристой чайки, а эти яйца были слишком велики для них. Кулики-сороки могут даже оставить яйца серебристой чайки ради яиц, вдвое больше их по размеру. Это яйцо может быть больше самой птицы, и она садится на него верхом в самой неудобной позе. Что это, пристрастие к большому размеру? А что бы случилось, если бы ученые подложили этой птице страусовое яйцо?
Свойственна ли эта склонность другим существам, скажем бабочкам? В Европе широко распространена бабочка-бархатница семела. Модель самки бархатницы, сделанная из бумаги, может вызвать интерес у самца, если суметь правильно подражать полёту самки. В одном из опытов модели окрашивались в различную по тону окраску. Самцы охотнее преследовали модели более нёмного цвета. Было установлено, что привлекательность бабочки-модели находилась в прямой зависимости от интенсивности ее окраски, и в конце концов выяснилось, что окрашенная в черный цвет модель самки вызвала наибольший интерес самца.
Одновременно производились опыты по изучению склонности самцов к размерам модели и выяснилось, что, чем крупнее экземпляр, тем сильнее он привлекает самцов. Наилучшие результаты показали модели, размер которых больше подлинного размера самок в четыре раза. Поскольку в природе не существует огромных черных самок, то самцы довольствуются для спаривания обычными по размеру бархатницами, но если бы бабочки сумели понять то, что увидели ученые, и вдобавок научились управлять генетическими факторами, то во что могла бы превратиться обычная бархатница? Для людей науки такое будущее могло бы показаться волнующе интересным, но для всех остальных людей оно выглядело бы устрашающим.
Надо отметить также своеобразную склонность некоторых птиц и млекопитающих ко всему блестящему. Эту склонность давным-давно заметили не имеющие отношения к научным наблюдениям участники пикников, когда какая-нибудь сойка крала у них серебряную ложку. Вороны, например, склонны к сверкающим предметам, хотя в природе сверкающее не распространено, кроме, быть может, сверкания солнца на гребнях волн или на ледяных сосульках (которые не утащишь), но это сверкание не имеет важного значения для жизни птиц. Среди млекопитающих склонность к похищению сверкающих предметов есть у древесных крыс. К этому виду животных относятся и мохнатохвостые древесные крысы — маленькие животные, больше похожие на белок, чем на крыс, особенно из-за их пушистых хвостов. Длительное время на них смотрели с каким-то нежным обожанием, хотя они систематически крали блестящие предметы из хижин, расположенных в лесу. Правда, эти зверьки всегда что-нибудь оставляли взамен. Теперь всем известно, что они любят хранить такие вещи в своих норах и, если они тащат в зубах какой-нибудь предмет и наталкиваются на что-либо более для них привлекательное, то бросают первую добычу и уносят новую. Эти животные могут похитить принадлежащую вам ложку и оставить «в уплату» часы вашего соседа.
Лоуэлл Самнер и Джозеф Диксон в своем труде «Птицы и звери Сьерра-Невады» — интересной книге, сочетающей точную научную информацию со сведениями, любопытными для всех,— приводят одну забавную историю. В те годы, когда на Западе было принято расплачиваться звонкой монетой, профессор У. Ф. Дин перед сном положил в шляпу три золотых монеты по двадцать долларов и свои очки в золотой оправе и лег спать прямо на землю. Это происходило во время его совместной с Уолтером Фраем поездки по Секвойа-Нейшнл-парку. Наутро ни денег, ни очков на месте не оказалось, а вместо них в шляпу был положен кусок конского навоза.
Профессор обвинил Фрая в неумной шутке, но Фрай решительно заявил, что он тут ни при чем. Так как никто из них не знал о повадках древесных крыс, то в их отношениях наступило некоторое охлаждение. Когда на следующий вечер они вернулись в свою палатку, то увидели древесную крысу, пытавшуюся утащить вилку. Этот случай послужил поводом, чтобы проследить, где находится нора животного, и вскоре пропавшие сокровища были найдены.
Увлечение яркими предметами не ведет к дисгенике, так как нора, украшенная двадцатидолларовыми золотыми монетами, продолжает оставаться хорошей норой, и склонность некоторых птиц и млекопитающих ко всему блестящему может иметь отношение к предэстетическим импульсам — удивительнейшему и совсем недавно открытому явлению, которое мы обсудим в главе об играх. Но вот предпочтение, оказываемое чересчур крупным яйцам или темным и большим самкам-бабочкам, до сих пор полная загадка.
Уильям Торп высказывает предположение, что одно из явлений дисгеничности у животного может быть вызвано поощряемой людьми склонностью к непрерывным играм, как это наблюдается у лабораторных животных или у просто избалованных животных. Таким примером может служить адамсоновская львица Эльза, у которой не выработался импульс добывать себе пищу самостоятельно до тех пор, пока ее этому не обучили ее друзья — люди. Возьмем для примера собак: многие ли из них, не будучи вовремя накормленными, пойдут охотиться за мышами? Очень немногие.
Джозеф Диксон — один из моих мудрых преподавателей техники полевых наблюдений — говорил мне, что если я хочу заставить птиц или зверей подходить ко мне ближе и использую для приманки различный корм, то прежде всего надо брать тот корм, который привычен для этого вида животных (например, желуди, ягоды и др.), и ни в коем случае не давать его вдоволь, иначе животные быстро потеряют свои охотничьи способности и быстро превратятся в попрошаек.
[К началу]
|
«— Жмите
НА попугаев, и окажитесь НАВЕРХУ —»
