«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»
(НАВРАТИЛ Ян)
Часть III. МОСТЫ
5
Утром в четверг Рудо и Марек пошли кататься на санках с плотины на Ваге. Потом они вместе отнесли дедушке обед, и Рудо ловко провел охрану. На сахарозавод он пришел с бидончиком черного кофе. На складе дядя отлил примерно две трети и вместо кофе насыпал сахару, — получился опять полный бидон. Охранник ничего не заподозрил, и дома целых три дня был сахар.
Перед ужином Рудо с Мареком сходили на аукцион. Смотрели, как люди раскупают всякую всячину, как стараются друг друга перекричать и назначают более высокие цены.
— Часы с боем, в резном корпусе, — провозглашал аукционист и показывал часы, которые помощники положили перед ним на стол. — Начальная цена — сто крон.
— Сто пять! — крикнули из толпы.
— Сто пять крон — раз, — зафиксировал аукционист. — Кто больше?
— Сто десять, — прибавил кто-то.
— Сто пятнадцать! — перекричали его.
— Сто пятнадцать крон — раз. Кто больше?
— Сколько? — спросил Рудо и подставил Мареку ухо.
— Сто пятнадцать, — громко сказал Марек.
— Сто тридцать! — выкрикнул Рудо.
— Сто тридцать крон — раз. Кто больше? Сто тридцать крон — два. Кто больше?
Аукционист уже искал глазами Рудо, но тут нашелся еще один покупатель:
— Сто пятьдесят крон!
— Сто пятьдесят крон, — повторил аукционист. — Сто пятьдесят крон — раз. Кто больше? Сто пятьдесят крон — два. Кто больше? Никто? Сто пятьдесят крон — три. Продано!
Аукционист ударил молоточком в гонг и смотрел, как пробирается к нему через толпу рыжий чиновник с хутора.
— Ты хотел купить часы? — кричал Марек на ухо Рудо.
— Еще чего?! — засмеялся тот.
— А зачем же вы торговались? — спросил Лойзо, который вдруг оказался рядом. — Все равно возвращать придется, когда вернутся хозяева.
— Где это ты слышал, что они вернутся? — спросил Рудо.
— Дома, — похвалился Лойзо. — Отец сказал.
— Не болтай никогда о том, что говорят дома! Отец тебе, что ли, надоел?
— Вам-то можно сказать!
— Никому нельзя, дурень!
Марек радовался, что есть люди и поумней Лойзо.
Рудо с Мареком подождали, когда распродадут одежду, кухонную посуду, картины, ковры. Нет-нет, да набавляли цену, чтобы не скучать, а может быть, для того, чтобы их выпроводили отсюда, и тогда они бы придумали себе новое развлечение.
— А что теперь, Рудо?
— Будем ловить щеглов. На чердаке есть клетка. Ей скучно стоять пустой.
Марек про клетку знал. Она всегда попадалась на глаза, когда лезешь на чердак за салом или окороком, который висит на стропиле. Он представил себе в клетке птичку. Вот было бы здорово!
— А как их ловят? — выпытывал он у Рудо.
— Как? — Рудо удивлялся, что Марек этого не знает. — Языком! Вы разве на барже не ловили щеглов?
— Не ловили, — признался Марек. — А как это — языком? Ну скажи!
— Как будет мороз покрепче, — начал Рудо, — приложим язык к ручке двери с улицы, и сразу же налетят щеглы. Тут их только хватай и суй в клетку. Но нужен хороший мороз, а то не прилетят, ха-ха-ха!
В школе самым авторитетным человеком для Марека был Цтирад, а дома и на улице он во всем подражал Рудо. Ему и в голову не пришло не поверить дяде.
К вечеру Рудо забыл про щеглов и куда-то ушел. Ударил такой мороз, что уши горели. А вдруг завтра уже не будет мороза? Хорошо бы поймать щегла! Рудо-так понятно все рассказал, что можно справиться и одному. Марек посмотрел на ручку. Блеск латуни его обнадежил. Он, правда, не знал, как щеглы догадаются, что надо слетаться на язык, однако Марек много чего не знал, но не ломать же себе из-за этого голову. Мальчик снял варежки, чтобы удобнее было схватить птицу, высунул язык так сильно, как только мог, чтобы побольше уместилось щеглов, сердце у него заколотилось, — и он приложил к ручке невиданный у птицеловов силок. Язык мгновенно прилип, и Марек почувствовал на нем не щегла, а острые ястребиные когти. Он поскорее оторвал от ручки язык, а «ястреб» успел сорвать с языка кожу.
— Ай, у-у-у-уй!
— Что случилось, Марек? — выскочила из кухни испуганная бабушка.
— Я щеглов ловил, — шепелявил птицелов. — Болит!
— Где ловил?
— На ручке.
— Какой дурак тебя научил?!
— Рудо.
— Я ему задам! Я его... — ругался дедушка, который тоже выбежал на крик.
Бабушка отвела Марека в кухню, налила в миску молока, и Марек мочил в нем язык, чтобы не очень болело. При этом он выглядел словно лакомка-кот.
— Откуда я знал, что он такой глупый? — оправдывался Рудо, когда вернулся. — Я просто болтал. Черное от белого отличить не может.
— Что не может отличить? — недослышала бабушка.
— Зло от добра.
— А ты отличишь? Чего ни коснешься, все испоганишь.
— Неправда! — защищался Рудо. — В другой раз будет умнее. Не обижайся, Марек! — повернулся он к несчастному птицелову. — Жизнь — это школа.
— Тебя бы эта жизнь хоть чему-нибудь научила! — хваталась за голову бабушка. — Как был дураком, так и остался. Господи, что за человек такой! Его одногодки все на войне, а он, дрянь такая, уродует малых детей!
Молоко в миске несколько раз меняли. Наливали холодное. Марек бы заступился за Рудо, он понимал, что сам виноват, но стоило дотронуться языком до нёба, как он снова чувствовал «ястребиные когти» и тут же опускал язык в миску.
Габа и Юдита сидели на кушетке и украдкой хихикали. Но стоило дедушке уйти в спальню, они стали смеяться как сумасшедшие.
Утром Рудо и Марек насобирали на дороге конских волос, сделали силок и стали ловить щеглов в саду. Попадались, правда, одни синицы, которых они сразу же отпускали, но язык у Марека болеть перестал. Только ребята стали смеяться над ним. Видно, Габа рассказала о случившемся подружке, а та растрезвонила всем.
|