|
СЕМЕЙНЫЙ КОРЕНЬ
<<== * Часть XI * ==>>
Понимая всю ситуацию, вскоре я отделился от них, причем по совету же Ивана Леонтича, мол я им мешаю и они из-за меня не выкашивают положенную норму. Вот таким был мой первый сезон косаря. Через год у нас было создано молодежное звено из пяти косарей, бригадиром звена был у нас Окороков Костя, которому в то время было двадцать пять лет.
С осени, пятьдесят первого года, мы начали возить сено с моим троюродным братом Кошелевым Александром. Бывший председатель колхоза, Трофим Макарович Ашихмин, вернулся к осени из райцентра снова в Иванову. Вскоре умерла его вторая жена, моя тетка Кошелева Марфа, оставив четверых детей. Все заботы по воспитанию сестры и двух братьев легли на хрупкие плечи шестнадцатилетнего Александра. В школе он не учился ни одного дня, да и вообще у него было трудное детство. В войну мать отдала его в работники к золовке Раисе Андреевне Кокориной. Занимался он у ней с самого раннего детства по хозяйству, а когда она приезжала с маслозавода, то он выпрягал лошадей и водил их на пастбище, а зимой на конеферму, а утром рано вставал, шел за лошадьми, запрягал и, как барыню провожал ее на ферму, грузил ей фляги с молоком, летом на бричку, зимой на сани, и тогда она ехала на маслозавод. Держала его тетка Раиса строго, плохо кормила и так длилось до сорок девятого года, когда Трофима Макарыча сняли у нас с председателей колхоза и перевели его в Чагырку, и только тогда они с Марфой Ивановной забрали Сашу с собой. Саша, как и я, сильно любил лошадей, поэтому мы с ним хорошо понимали друг друга и творили чудеса.
|
После того, как начали возить сено, мы вскоре у Николая Фотеевича запросили по третьей сбруе, чтобы обучать молодых жеребят. Этого мы добились, и у нас стало по три лошади и мы уже на равных с мужиками возили сено вдвоем на шести подводах, от этого мы имели выгоду еще и в том, что нам за каждого обученного жеребенка платили по пять трудодней, а так как у нас было по три лошади, то и здесь оплата была больше.
За зиму пятьдесят первого-пятьдесят второго годов мы себе подобрали более менее добрых лошадей и за зиму несколько раз менялись сбруями и лошадьми. Случалось так, что в поле уезжали каждый на своих лошадях, а с сеном едим на других. Конечно, это было у нас еще детство, но мы уже готовились к более серьезной работе и поэтому каждый для себя подбирал хороших лошадей.
Коль мы становились мужчинами, в пятьдесят втором году, мне исполнилось шестнадцать, а Саше семнадцать лет, то в посевную кампанию Николай Фотеич ставит нас под кули, возить семена к сеялкам на поля. В этом же пятьдесят втором году в колхозе им. Тельмана впервые начала работать МТС. Правда, не во всех бригадах, но тем не менее почти на пятьдесят процентов сократился ручной труд по весенней вспашке и мужики не стали с мешком на шее ходить по полосе, вручную сеять овес и просо. На тракторах начали пахать и сеять в трех бригадах, и нам приходилось возить семена, к тракторам воду, горючее. В этот юный возраст мы с Сашей хорошо почувствовали на себе кули, бочки с водой, горючим и лес.
Закончив посевную кампанию, мы готовили сенокосилки и все лето на покосе. За сенокосный сезон мы очень много не досыпали. Дело в том, что мы – косари, вставали утром в пять часов и приступали косить. На обед выпрягали на час раньше и запрягали на час позже, то есть с наступлением жары и ее спада, то за эти три часа нам хорошо отдыхать не приходилось. Случались поломки, едешь в кузницу, пока исправишь поломку, приедешь на стан, надо уже ехать косить, а если пойдет дождь, то мы вообще косим уже полный день, пока не стемнеет, с небольшим перерывом на обед. Мало спали мы и в уборку урожая. День жнёшь хлеб, отдыхать некогда, до дождей торопишься жать, а ночью скирдуешь снопы. Вязаря возят на санях снопы, а ты подаешь на скирду, а на скирде укладывают снопы старики, то есть наши отцы. И так практически всю ночь скирдуешь хлеб.
Если в пятьдесят втором году мы пахали и сеяли тракторами, то убирали хлеб еще в ручную и, только в пятьдесят третьем году поступили первые комбайны, прицепной «Сталинец» и самоходный «СК-3». Тогда мы уже только на лошадях отвозили от комбайнов зерно на ток. Машин бортовых практически не было.
В ноябре пятьдесят первого года, я впервые поехал в дорогу, повез фураж и одновременно помогал гнать свиней на мясокомбинат в Усть-Калманку. Первоначально погнали трое – дед, мужчина сорока пяти лет и подросток.
Догнав свиней до Куранихи, старший позвонил председателю колхоза и запросил помощь. Свиньи на морозе были такие резвые и бежали куда попало, особенно в деревне и подросток с дедом не могли справиться. Председатель колхоза позвонил на нашу бригаду и дал бригадиру команду в догонку отправить ещё одного человека. Выбор пал на меня. Я получил два центнера овса, наложил полвоза сена и поехал догонять товарищей. Догнал я их под деревней Сосновка, здесь мы ночевали и отсюда – от Сосновки, мы с напарником Виктором Клюевым пешком гнали этих свиней до самого мясокомбината. Старший наш ехал впереди, за ним шли еще две лошади с фуражем и сеном, дед ехал на лошади верхом и, как подъезжать к очередной деревне, то он убегал вперед, подыскивал квартиру и двор, и встречал нас в деревне, а мы с Виктором вдвоем с зари до зари подгоняли свиней.
На четвертый день к вечеру мы пришли в Усть-Калманку, нашли квартиру с загоном, переночевали, а с утра погнали свиней сдавать на мясокомбинат. Конечно, от этих свиней практически остались одни кости, так как, за день они проходили до пятнадцати километров и отдыхали на морозе под открытым небом. Да и кормили мы их так, чтобы они дорогой не подохли, они просто вымерзли. Колбасы хорошей с этих свиней не получили, а просто сдали мы их на мыло и костную муку. Но самое главное, это колхоз избавился от свиней, и оставалось сдать только овец. Вся эта лишняя реализация скота началась с нашей бригады, так как бывший колхоз «Новый путь» был многоотраслевым. Мы содержали для общественного питания свиней, кур, овец, помимо крупного рогатого скота и лошадей. Конечно, с одной стороны, нашей бригаде было выгодно – меньше стали готовить на зиму кормов для скота, фуража для свиней и кур. И в то же время было обидно, что все это делалось на мой тогда юношеский взгляд необдуманно. Грубошерстная овца хорошо живет в Сибири, в горных условиях. Пастбищ для овец у нас хватало, да и кормов на зиму не так уж много требовалось, но сдавая шерсть и овчину государству, колхоз имел хорошие деньги и за счет этого покрывал все расходы. Ну вот новому руководству колхоза что-то не понравились овцы, свиньи, куры и оно решило от них избавиться.
В двух бригадах овец было более тысячи голов, свиней сорок, курей сто голов. Правда, свиньи и куры были только на нашей бригаде. И все это было вырезано и сдано государству за первые два года существования объединенного колхоза. Конечно, в стране со стороны высшего руководства было очень много ошибок в области правильного ведения сельского хозяйства. Ученые искали пути правильного решения этого вопроса, но крестьянам от этого было не легче. Об этом разговор пойдет по ходу моих воспоминаний, но в данном конкретном случае, который произошел у нас после слияния колхозов делать было не надо.
Сдав свиней, отдохнув, мы в этот же день поехали домой. Переночевав в Маралихе, на следующий день к вечеру мы были уже дома, отдыхать тогда сильно было не модно, и на следующий день я с Сашей запрягали лошадей и ехали возить сено. Зимой правда у нас были выходные дни по воскресеньям, по проработав до армии, я всего был неделю в отпуске по случаю приезда брата Максима, и мы вместе ездили в Курскую к сестре Фекле. Это было как раз за полтора месяца до ухода в армию. А это было почти пять лет, и я ни одного раза по настоящему не был в отпуске. Да и не только я, люди старшие колхозники, как-то не стремились ходить в отпуска. Они даже воскресный выходной день, зимой, с трудом переносили. Не находили в этот день, чем заняться, если все дела по дому были справлены во время. Вот насколько крестьянин был приучен к труду, что не нуждался в отдыхе, ему надо было только работать. По религии киржаков и других вероисповеданий воскресенье считалось, как бы, небольшим праздником и домашнюю работу в этот день считалось за большой грех. Выпивать – народ в то время ещё сильно не привык, да и не у каждого были деньги, чтобы пойти в магазин, купить бутылку водки и выпивать, да и водка в магазине была не часто. Выпивали крестьяне строго по большим праздникам, на свадьбах и по особым случаям, если приезжали гости. Вот и мучились мужики в выходной день.
Для нас, молодых, было легче. Мы вставали на лыжи и шли на горки кататься, гонять лисиц, а потом вечером собирались у Саши Кошелева, рисовали карты, склеивали их на картон картошкой, и играли в подкидного, и у них выходной день проходил незаметно. Последний выходной день в колхозе заканчивался пасхой.
Праздновала пасху вся деревня. Утром все дома садятся по семейному за стол разговляться крашенными яйцами, стряпней, а затем, кто помоложе, идут на гору играть в мяч, в лапту. Играли обычно в этот день взрослые парни и девчата, а мы пацаны только смотрели на них, завидовали, но сделать ничего не могли, потому что пасха была для женатых мужчин, холостых парней, женщин и девушек. Игра обычно проходила до обеда, потом все шли на обед, у кого была возможность выпить, те выпивают, а остальные собираются по соседству друг с другом сидят отдыхают, вспоминают прошлую жизнь.
После обеда уже мы, другая молодежь, шли играть в мяч. Заканчивался первый день пасхи тем, что вечером гуляла вся молодежь, пела песни, устраивала игры, а утро начиналось с трудового дня и народ забывал о выходных днях на всю весну. После посевной, еще раз давали отдохнуть неделю, а потом все лето и осень, пока не выпадет снег, то есть выходные дни начинались с праздника седьмое ноября и окончания уборки урожая.
<<== * СЕМЕЙНЫЙ КОРЕНЬ ... (ШУМОВ И.Х.) * ==>>
|