«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»
(НАВРАТИЛ Ян)
Часть IV. БЕРЕГА
1
Подошел катер и светом просигналил пароходу остановиться. Он сделал рондо неподалеку от барж, потом вернулся к пароходу и недолго постоял с ним борт в борт. Наверное, шли какие-то переговоры. Как только катер отошел, пароход затрубил, и каравану было приказано бросать якоря. День еще не кончился, было еще достаточно светло, чтобы продолжать плавание, но слишком темно, чтобы можно было увидеть, что случилось, почему караван остановился раньше времени.
Вдали виднелись силуэты еще двух караванов, они тоже стояли на якоре, — видимо, и в самом деле что-то произошло. За караванами можно было разглядеть и пассажирский пароход, но точно ли это был пароход или виднелись городские постройки на берегу, на таком расстоянии не разберешь.
Отец с матросом остались на палубе, но больше приказов не поступало. Черный дым над пароходной трубой пропал, и пароход от этого казался меньше. Назывался он «Дые». Это один из самых маленьких пароходов на Дунае. В верховьях реки он тянул только две баржи, а здесь — целых шесть. Моряки посмеивались, что и дымит он так сильно только для того, чтобы казаться больше.
— Где мы? — спросил матрос.
Пока отец раздумывал, Марек тоже об этом спросил.
— Недалеко от Орехова, — предположил отец.
Уже несколько часов тянулись по берегам леса, разделенные большими и маленькими рукавами Дуная. За этими лесами, казалось, нет никаких деревень, только болота и озера. Все вокруг было удивительно однообразно, и только по щитам с названиями городов можно было понять, где находишься.
— Корабию в Румынии мы уже прошли, — повернулся отец к правому берегу, а потом стал медленно поворачиваться к левому берегу. — Теперь должно быть Орехово в Болгарии. Если вон те огоньки не от пассажирского парохода, значит, это Орехово.
— Неужели уголь кончился? — снова посмотрел матрос на пароход.
— У всех, что ли? — кивнул отец на силуэты пароходов впереди и, видно, счел разговор оконченным. — Приходите к нам в каюту! — пригласил он матроса, увидев в дверях каюты Елену, а вернее, половину Елены, потому что двери были очень низкие. — Керосин нужно экономить,— добавил в шутку отец.
— Может быть, и придем, — пообещал матрос и пошел к жене.
Елену Кралики видели очень редко. Во время плавания она боялась ходить по палубе, а после плавания было уже не до гостей. Обычно она показывалась только в дверях, как сегодня. Когда ее муж стоял у руля, она могла вот так полдня простоять, глядя на рубку. Из-за ее робости никто не мог познакомиться с ней поближе, поэтому звали ее пани Елена.
Рано утром отец поднялся, как всегда, без будильника, потому что у настоящего речника будильник сидит в голове. Он оделся, а поскольку пароходной сирены все еще не было, снова прилег не раздеваясь и стал ждать. Порой отец поглядывал на будильник. В это время они всегда были уже в пути. Кралик вспомнил, при каких обстоятельствах вчера остановились. Неужели снова на Дунае появились мины? Сколько их еще будет? Несколькими минами не остановишь ни немцев, ни Дунай, от них только неприятности речникам.
Между тем проснулась и мать. Она склонилась над детской постелькой и вдруг заметила мужа.
— Еще стоим? — удивленно спросила она.
— Наверное, проспали там, на пароходе, — уклончиво сказал отец, чтобы ее не беспокоить. — Пойду взгляну.
— Лежи, лежи! Прогудит, когда нужно будет. Без нас не тронутся.
— Пойду, — решил отец. —А то спина болит от лежанья.
Он поднялся по ступенькам вверх и снял со стойки таз, чтобы умыться на палубе. Когда он посмотрел на пароход, ему показалось, что все там еще спят. Три каравана впереди тоже не трогались с места. Самый дальний, тот, что вчера не был виден, теперь вырисовывался сквозь дымку.
Когда отец вгляделся, он увидел, что перед третьим караваном высятся редкие мостовые опоры, но самого моста не было. Тогда отец взял бинокль и вышел из рубки. В местах, где уже исчезла утренняя дымка, между опорами вырисовывалась часть моста. Она торчала из воды на метр или на два. Только крайняя опора удерживала половину моста. Получалось так, что дорога по мосту вела с берега прямо в воду. Значит, он не ошибся — это Орехово. Из тумана начали появляться очертания самых высоких зданий на берегу. Отец хотел позвать жену, но увидел, что она уже на палубе.
— Мост взорвали.
— А вдруг там люди были? — испуганно зашептала мать.
Из рубки на соседней барже спустился матрос, постоял, показал на взорванный мост и с возмущением погрозил кулаком.
— Бандиты. Сербы... — произнес он по-немецки.
Он или не знал, где они находятся, или еще не успел понять, что в последнее время не только сербы воюют наг Дунае против немцев.
— Это скорее болгары, — показал отец на левый берег. — Или румыны, — показал он на правый берег. — Сербы... нет. Сербия выше по течению.
— Бандиты,— настаивал матрос. — Всех стрелять! — добавил он на ломаном чешском языке, чтобы его лучше поняли. Матрос погрозил кулаком и скрылся в каюте. Других чешских слов, кроме «всех стрелять!», он, видимо, не знал.
Рулевой на соседней барже вышел на палубу позже, словно дожидался, чтобы матрос ушел. Встретившись взглядом с отцом, он только рукой махнул, что могло означать: черт с ним, с мостом, но и черт с ними, с болгарами, и с румынами, и с матросом, которого это огорчило, а также пошли к черту все немцы, да и я тоже. Жест рулевого мог означать что угодно, и, чтобы его ни о чем не спросили, он ушел.
Соседняя баржа называлась «Бавария». В последнее время это название встречалось повсюду. Вниз по течению Кралики везли ящики, на которых было крупно написано: «Бавария». Когда потихоньку вскрыли один, то увидели коробки, тоже с надписью «Бавария». В коробках были упаковки с надписью «Бавария», а в упаковках — лекарство. Было, может быть, сто тысяч, а может быть, миллион таких упаковок. В Румынии их перегружали в вагоны, и вагоны везли их дальше и дальше, наверное, на русский фронт — спасать от смерти немецких солдат. Сколько таких барж задержал этот мост, сколько товаров с надписью «Бавария»! Как же тут не сердиться матросу с баржи того же названия?
|