«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»
(НАВРАТИЛ Ян)
Часть III. МОСТЫ
1
На улице раздался пронзительный свист. Он перелетел через деревянные ворота, пронесся длинным двором и ворвался на кухню. Именно в кухню Лойзо и метил. Марек даже не допил молоко, схватил скорее ранец и тут же выскочил из дома. Но бабушка догнала внука во дворе. Она повесила ему ранец на плечи и давала последние наставления, а Мареку — как о стену горох. Это бабушка так считала. Можно сказать, горох без пользы рассыпался по земле, но все же бабушка выполнила свой долг, ведь теперь ей приходилось заменять мальчику мать.
В конце улицы Лойзо потащил Марека за угол. Он мигом открыл ранец Марека и вытащил сверток с завтраком. Обычно он проделывал это в школе, а теперь, видно, слишком проголодался. Лойзо разлепил куски намазанного маслом хлеба, взял себе тот, что потолще, а тонкий отдал другим ребятам, чтобы поделили его и не ябедничали.
— А ты себе рогалики купишь! — сказал Лойзо Мареку и кивнул на булочную через дорогу.
До уроков было еще минут сорок пять, но ребята спешили. За это время нужно было позвонить в чью-нибудь дверь и смыться, испугать осла у старухи Урбанковой и тоже смыться, набрать камней, чтобы на Почтовой улице насшибать орехов.
Орехи, которые попадали на улицу, собрали, а то, что осталось за забором, в хозяйском саду, решили оставить на потом. Но вот Лойзо оторвал от забора доску и в дырку затолкал Марека:
— Иди перебрось орехи сюда!
— А почему я? — испугался Марек.
— Тебе ничего не будет, если попадешься. Ты вон как одет!
Марек не двигался.
— Ну иди, иди, перекидывай! А то получишь!
Остаток времени ребята провели за пожаркой, так называли пожарное депо. Мальчики грызли орехи и спорили, кто громче свистнет на пальцах. Два раза выиграл Лойзо Крнач, один раз Дежо Хорват. Если бы кто-нибудь стал спорить, Лойзо и Дежо свистнули бы ему по-другому. Хуже всех свистел Марек Кралик. Он, собственно, совсем не умел свистеть. Марек засовывал себе в рот то палец, то всю пятерню, но ничего не получалось, и ребята покатывались со смеху:
— Хорош матрос! Даже свистеть не умееднь.
— Слушай, во как!
— А вот так!
— Тихо! — усмирил Лойзо свистунов и выставил ладонь.
Победителю — от каждого по ореху. У Марека ореха не было (так ему и надо, боялся сунуть в карман краденое), пришлось отдать только что купленный рогалик.
И как только Лойзо может быть таким наглецом? Захочет что-нибудь — и спокойно отнимет. Как он только может? И никто из ребят не удивляется. Будь они посильнее, тоже отнимали бы. Да и отнимают, стоит Лойзо уйти.
В классе Марек сидел рядом со Цтирадом Теплицким. Так решил учитель: видно, и Марека считал важной птицей и вовсе, видно, не думал при этом, что кукушку сажает к ястребу. Да что учитель! Марек и сам считал себя достойным уважения. Еще на Дунае все с ним считались, и Габа постоянно твердила, что он не пустое место. Мареку казалось вполне естественным, что за партой он сидит рядом с Теплицким, и радовался этому.
Одно только оставалось загадкой: почему ребята ведут себя со Цтирадом иначе, чем с ним? Никто не даст ему подножку, чтобы он растянулся на натертом полу. Никто у него завтрак не забирает — Цтирад развернет чистую салфеточку и ест спокойно. Уж не потому ли все так, что Цтирад способен с любым свести счеты? В прошлый раз он победил Дежо Хорвата. Взял и подрался. И как можно бить человека? На барже Марек ни с кем не дрался, он не понимал, как это — драться.
Всю горечь своего положения в классе Марек почувствовал в тот день, когда Дежо Хорват стал вожаком вместо Лойзо. Как только учитель поднялся на кафедру и начал писать что-то в классном журнале, Дежо свистнул.
— Кто свистел? — поднял учитель строгое лицо.
— Матрос, — тут же выпалил Дежо.
— Кралик, встань! — Учитель прожег Марека взглядом. — Это еще что такое?
— Это не я, — дрожащим голосом вымолвил Марек. — Это не...
— Как же не он! — зашумели вокруг ребята, которых Дежо, видно, подговорил. — Он, он!
— Я и свистеть не умею, — бормотал Марек.
— Рассказывай! — Возмущенные лица поворачивались к нему.
— Врет!
— Как не стыдно!
Марек молчал. Ни слова не мог сказать. Ну и Дежо! Как же так можно? Марек смолчал и тогда, когда учитель велел ему встать в углу на колени и на вытянутые руки положил ему линейку. Марек смотрел в пол, от стыда и унижения кровь бросилась ему в лицо, он чувствовал, как горят щеки. Слышно было, как хихикают ребята, видно было, как усмехаются, — в такие минуты люди видят даже спиной.
Учителю хотелось, чтобы дети поняли его.
— Сейчас трудное время, — говорил он. — Вы все отлично знаете, что идет война. Наши солдаты воюют за то, чтобы мы могли жить и учиться на свободной земле. Они храбро воюют. Если мы хотим быть достойны наших солдат, мы должны быть честными и говорить правду. Тот, кто хочет идти вперед, должен говорить правду всегда. А мы хотим идти вперед. Правда?
— Хотим, хотим... — наперебой кричали ученики, и громче всех — Дежо Хорват.
В голове у Марека — сплошной туман. Он не понимал, что такое «вперед». Если пароход идет против течения, он идет вперед, а по течению — тоже вперед. Идти вперед по реке можно в двух направлениях. По твердой земле — иди, куда хочешь, все дороги ведут вперед, вопрос только в том, в какую сторону повернешь. Дежо идет вперед по пути обмана. Мареку казалось, что каждый идет вперед, а он на коленях торчит в углу и ничего не понимает. Неправ был Гажо, когда говорил: «Ты все знаешь, Марек». Ничего он не знает, защитить себя не умеет, слабый совсем. Хорошо бы сбежать обратно на Дунай, но река уже научила мальчика чувствовать разницу между тем, что хотелось бы, и тем, что может быть; другому чему не научила, а этому научила. Кто бежит вслепую, тот слетит с палубы. Вслепую бежит только глупый и робкий зверь, а робкий человек втянет голову в плечи и ждет: что же будет?
Линейка на ослабевших руках казалась Мареку все тяжелей. Унижение словно прибавляло ей весу. Руки тряслись, и он подумал, что не выдержит, но все-таки выдержал. Если бы руки повисли, еще больше смеялись бы все вокруг. Какой, мол, ты матрос, если даже линейку не удержишь? Удержать-то удержит, только зачем это нужно?
Марек глядел на линейку сквозь слезы, и ему казалось, что плывет она по воде, как далекая баржа, его баржа, на которой все было совсем не так, как здесь. Он мысленно всматривался в далекую баржу и думал: нет на свете ничего тяжелее, чем незаслуженно стоять на коленях. И тут встал один из мальчиков, про которого всем было известно, что отец у него в тюрьме, и поэтому никто с ним не дружил. Этот плохо одетый ученик, Драгуш Бойнанский, встал и сказал:
— Господин учитель, пожалуйста, можно я теперь встану вместо Кралика?
Марек робко оглянулся. Учитель удивленно смотрел на Драгуша. Потом его взгляд встретился со взглядом Марека, и он сказал:
— Разрешаю тебе, Бойнанский. Иди и смени Кралика.
После звонка никто не вскочил, как обычно. Все смотрели, как Драгуш идет к парте, и молчали, словно стыдились и укоряли себя. На самом же деле ребята ждали, кто первый начнет веселье, все бы сразу его поддержали. Сел за парту и Драгуш, руку — под подбородок и равнодушно уставился в стену.
Первым заговорил Цтирад.
— Это была с вашей стороны подлость, ребята, — с укоризной посмотрел он на одноклассников. Потом взял из своего ранца апельсин, подошел к последней парте и подал его Драгушу: — Поздравляю тебя, Драгуш, с хорошим поступком. Я стыжусь, что мне это не пришло в голову.
У Марека запрыгало сердце. Он ждал, что Драгуш обрадуется и будет гордиться своим поступком. Но Драгуш только презрительно взглянул на Цтирада и грубо оттолкнул руку с апельсином:
— Иди отсюда, а то в глаз дам!
Цтирад нерешительно оглядел класс. Он поискал глазами поддержку, но, не найдя ее, проглотил оскорбление:
— Все равно ты молодец.
Он положил апельсин на парту перед Драгушем и вернулся на свое место. Драгуш по-прежнему ни на кого не смотрел. До апельсина он даже не дотронулся, и Лойзо Крнач сразу это заметил.
— Не хочешь? — спросил Лойзо и взял апельсин. Помедлил минуту, подождал, что скажет Драгуш, но тот молчал. — Осел! — презрительно буркнул Лойзо и съел апельсин вместе с кожурой — как яблоко.
Вернувшись домой, Марек заперся в сарае за домом и открыл чемоданчик со своими ценными вещичками. Он извлек из приемника катушку и стал раскручивать проволоку, чтобы посмотреть, что там скрывается внутри — вдруг удастся раскрыть тайну волшебного ящичка. Под проволокой была бумажка, под ней — снова проволока, и снова бумажка, и снова проволока... Проволока раскручивалась, запутывалась, связывалась узелками, но Марек не обращал на это внимания, он раскручивал ее, чтобы узнать, что будет в самом конце. Мысль о Драгуше уже не вызывала в нем благодарности, словно Драгуш был несправедлив к нему, а не к Цтираду. Марек поставил себя на место Цтирада и не мог понять, почему Драгуш так ненавидит его. Все ребята казались Мареку непонятными, а он был им всем чужой.
|