«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)

Принявший их чиновник Дунайского пароходства был пожилой очень симпатичный и услужливый человек. Он усадил их в мягкие кресла, чтобы удобнее было ждать, пока отыщется нужная запись. Потом ушёл в другой кабинет эту запись проверить, а вернулся, слегка улыбаясь, но в то же время и слегка беспокоясь, как примут известие мать и сын.

— Плохого я вам не скажу, госпожа Краликова, но и ничего хорошего тоже, — начал он. — Баржа номер 6714 осталась за линией фронта, где-то в нижнем течении Дуная, в Галаце или Брэиле. Где-то там ее отрезали русские войска. Но вы не бойтесь! Там много барж и пароходов, и ваш муж не одинок.

— Русские войска? — спросила мать и невольно вскочила. Она и сама не знала, обрадовалась она словам «русские войска» или вдруг испугалась. — Так он уже у русских? А жив он? Жив?

— Ну конечно, жив, госпожа Краликова! — убеждал ее чиновник. — О потопленных судах у нас известно довольно точно. Да и уйти можно с тонущей баржи. С судном 6714 все в порядке, однако вернуться ваш муж сможет, только когда немецкие войска вернут свою территорию. Вы меня понимаете? Взгляните на карту!

Он разложил на столе карту Дуная, потому что ему показалось, что женщина не совсем поняла его.

— Вот здесь мы, тут — баржа с вашим мужем, а где-то посередине, здесь или даже ближе к нам, — он нарисовал на карте поперечную линию, — проходит линия фронта. Как только она будет здесь, за спиной у вашего мужа, суда снова пойдут по Дунаю, как и раньше. Больше я, к сожалению, ничего сказать не могу. Мы и сами больше не знаем. Поймите меня, пожалуйста, правильно!

Потом он сделал нечто такое, что мать должна была понять без слов. На линию фронта он поставил ребром ладонь и стал двигать ее в направлении, обратном тому, о котором говорил. Он передвинул ладонь к верховьям Дуная и остановил там, где Дунай берет свое начало. При этом он втянул голову в плечи, словно хотел сказать, что и это возможно, но говорить об этом нельзя, особенно в этих стенах.

Мать кивнула, что ей все понятно, и вздохнула:

— Только бы он был жив!

— Да жив он, госпожа Краликова! Нужно ждать. Все ждут. У меня сын на фронте, и я тоже ничего о нем не знаю. Все ждут, и ничего не поделаешь. Такое время.

Это был действительно симпатичный человек, поэтому они поверили ему. Он дал Мареку на прощание две фотографии. На одной был пароход «Т. Г. Масарик», на другой «Дые» тянула через Братиславу две баржи. По чехословацким флагам на судах можно было понять, что это еще довоенные фотографии. «Дые» была Мареку особенно близка и мила, однако ему хотелось, чтобы она тянула их баржу, и видеть её не на фотографии, а с берега, по которому они с матерью долго ходили после того, как вышли из дирекции порта.

Они шли по берегу и не отрывали глаз от воды. Дунай, передай отцу наш привет, скажи ему, как мы ждем! Только тебе, Дунай, дано пройти через линию фронта... Мать и Марек долго не отходили от реки, с ней годами была связана вся их жизнь и работа, а теперь она связывала их с отцом.

Дунай связывал их с отцом, и даже сам речной господь бог не мог помочь им сейчас. А они? Что могли сделать они? Стоять на берегу доброй старой реки и смотреть, как бежит-убегает необозримый и мутный поток.

«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)