«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)

Прошло два дня, пока разбирали взорванный мост. За это время у моста с обеих сторон скопилось множество судов под самыми разными флагами. Стоял тут французский пароход «Париж», необычная форма которого, особенно его высота, вызывали усмешку у речников. С французским судном на Дунае Кралики впервые встретились в Сулйне, как раз у нулевого километра, где стоит величественная православная церковь, поэтому нечаянно назвали француза «плавучей церковью». Неподалеку стояли суда «Йозеф Валлнер» и «Мария Валлнер», которые принадлежали частной компании, а не дунайскому картелю. В промежутке между «Валлнерами» и «плавучей церковью» был и словацкий флаг. Там стоял один из трех дунайских «братьев»: или «Штур», или «Мойзес», или «Ваянский». Вот только какой именно — прочитать было никак нельзя, не разберешь. Но смотреть хотелось только на флаг, особенно когда ветер разворачивал его полностью. Все-таки земляки!

Глушеной рыбы становилось все меньше, видно, кончались дунайские запасы. Речники видели из рубок, как солдаты строят понтонный мост. Вместо понтонов подтянули к мосту пустые баржи с ближайших пристаней. После того как по новому мосту промаршировали несколько военных колонн, стали пропускать суда, а четыре баржи отвели в сторону.

Над Дунаем разносились гудки нетерпеливых пароходов, между которыми шныряли катера с регулировщиками. Через несколько часов подошла очередь каравана, который тянула маленькая «Дые». Когда проходили старый мост, все осматривали железные траверсы, развороченные страшной силой, которой может гордиться только взрывчатка. Потом проходили понтонный мост, а выше по течению под немецким флагом стоял на якоре старый сербский пароход. И снова, как и много раз до этого, Кралики ломали себе язык, не могли прочитать название парохода «Uckok» — «Ускок» или «Уцкок»... Читали, разгадывали название старого ветерана и вдруг нечаянно взглянули на палубу.

Там в окружении солдат стоял человек в форме речного капитана. Это он взорвал мост — сообщал репродуктор сразу на нескольких придунайских языках. Рядом с капитаном стояли несколько его товарищей, которых немцы поймали в румынских лесах. Капитана держали под прицелами четырех автоматов.

— Господи боже! Как его изуродовали! — в ужасе сказала мать, когда они проходили вблизи.

Узкий проход в понтонном мосту заставил баржу проплыть совсем рядом с пароходом-ветераном, и Кралики увидели, что у капитана обрублены руки, а сквозь повязки на руках сочится кровь. Руки обрубили только что, видно, как раз перед тем, как пропустить суда. Этим, без сомнения, пытались запугать речников. Матрос на соседней барже стоял при этом по стойке «смирно» и салютовал.

— Милко, ты видел? — спросил Марек младшего брата, у которого только глаза выглядывали из-за борта. — Ты видел? У него отрубили руки.

Милко показал свои первые зубки и весело хлопнул в ладоши. Он-то это воспринимал как представление.

— Что он, глупенький, понимает? — сказала мать и взяла малыша на руки.

С соседней баржи послышалась ругань.

— Цум штойер! — кричал рулевой матросу. — К рулю!

Матрос не послушался и остался на палубе, вдобавок он стал кричать и грозить рулевому. Потом снова встал по стойке «смирно» и поднял руку.

— Сумасшедший, — прошептала мать и пошла в каюту, чтобы его не видеть. — Вот сумасшедший! Пошли, Марек! Пошли отсюда!

— Я еще посмотрю, — сказал Марек и поднялся к отцу в рубку.

Выше ветерана «Ускока», или «Уцкока», через Дунай были натянуты рыбацкие сети, в которые ловили мины. В сетях тоже был проделан проход. Новые и новые суда проходили сквозь эти три прохода, и пароходные трубы оставляли на низком небе черные траурные ленты.