«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)

С тех пор как Рудо пошёл работать, Марек был почти все время один. Только выходные дни они проводили вместе, но с приходом весны выходных у Рудо становилось все меньше. По весне каменщику сидеть некогда: всем нужно что-нибудь пристраивать да чинить, и Рудо был нарасхват. Однажды в воскресенье Рудо штукатурил дом лесничего Кучеры и взял с собой Марека. Дом лесничего стоял в поле. Когда Марек смотрел на него из своего сада, а оттуда его было хорошо видно, казалось, что дом совсем плохой, но внутри дом был полон мягкой мебели, картин и фарфора. Такие красивые вещи Марек видел на аукционах, но лесничего Кучеры он там никогда не встречал. Теперь лесничему захотелось, чтобы и снаружи его дом выглядел хорошо. В следующее воскресенье Рудо снова звал Марека вместе с собой, но Марек сказал, что лучше пойдет с ребятами на станцию.

Ребята ходили встречать поезда. За крону они носили пассажирам чемоданы домой. Между ними была установлена очередь, но обычно за чемодан хватался самый сильный. Всё, что зарабатывали, ребята приносили домой, но кое-что все-таки оставалось на конфеты, и тогда обычно шли в сарай к Голчекам. Марек побывал там два раза. В первый раз, когда отдал ребятам проволоку от приемника, чтобы они сделали себе телефон. Во второй раз, когда ребятам стало известно, что отец Голчеков погиб в концлагере. Лойзо говорил, что это дело рук Кучеры.

Кучера вынюхал, что Голчек распространяет листовки. Когда к Голчекам нагрянули с обыском, Мйкинко и Лацо видели отца в последний раз. Марек не знал, что такое листовки. А Лойзо, хоть в учебе Марек его и догнал (Лойзо был второгодник), о таких вещах знал. Марек хотел спросить его о листовках, но не успел, потому что сделал большую ошибку. Он заступился за Ясика-мясика.

Ясик-мясик — это младший из братьев Голчеков. «Ясиком» его звали потому, что так он звал своего старшего брата, а «мясиком» у него был мячик. Вообще-то малыша звали Микинко, но даже старший брат ни разу не осмелился назвать его так при ребятах, ребята бы его засмеяли.

— Ясиком его не зовите, — заступился за Микинко Марек. И это была ошибка. — И мясиком его тоже не зовите! У него отца нет.

— А у тебя есть? — набросился на него Лойзо Крнач.

— Есть, — ответил Марек.

— Кукиш есть! — кричал Лойзо. — А чего же с ним не живешь, чего ж ты у бабки с дедом?

— Потому что в школу хожу, — объяснял Марек.

— Кукиш — в школу! У Ясика-мясика нет отца, и у тебя нету. И вообще заглохни, а то сопля была зеленая, будет красная!

Лойзо так разорался, словно Марек был виноват, что Голчеки потеряли отца. Он дал Микинко палку и толкнул его к Мареку.

— Ясик, врежь ему!

Микинко послушался. Марек ушел из сарая, а ребята насмешливо кричали ему вслед:

— Маленького испугался!

На станции Марек не мешал ребятам. К чемоданам он не рвался и конкурентом им не был, а на станцию ходил потому, что любил смотреть, как приходят поезда. Ведь каждый поезд мог привезти к нему папу, маму и братика, которого он не видел почти год. С той поры, как Лойзо сказал ему, что нет у него отца, Марек особенно нетерпеливо ждал родителей и всегда волновался, когда к перрону подходили поезда, из вагонов выходили люди и постепенно расходились.

Марек поглядывал, как пассажиры сходят по ступенькам вагонов, как ребята выхватывают из их рук чемоданы, но не многие разрешали нести свою кладь. Вот Лойзо сумел пробиться к огромному чемодану и гордо вышагивает за его хозяином. Крону получит, а то и две.

В тот момент, когда Лойзо поравнялся с Мареком, к Мареку подошла пожилая женщина и стала совать ему в руки маленький и легонький совсем чемоданчик. Она выбрала мальчика поменьше, видно, хотела порадовать его.

— Извините, я не... — смутился Марек и спрятал руки за спину. — Я тут только так...

Он хотел сказать, что встречает родителей, но Лойзо приостановился и шепнул ему, кивнув на свой чемоданище:

— Бери, бери! Мне этот недалеко тащить...

Марек хотел возразить, но Лойзо пригрозил ему кулаком. Тогда Марек взял чемодан и пошел рядом с Лойзо, точно так же, как рядом шли хозяева чемоданов. Вскоре их догнали ребята, которым нечего было нести. Каждый бы с удовольствием взял У Марека чемодан, но Лойзо не разрешал, потому что оба чемодана считал своими. И от нечего делать ребята стали смеяться над Мареком:

— Смотри, несет!

  — Хе-хе!

— Тащит как миленький!

— Не тяжело тебе?

— Матрос, а при чемодане!

«Ну вот, когда сами отхватят чемодан, так гордятся, чуть ли не геройством это считают, а надо мной смеются», — думал Марек.

— Согнулся, гляди, в три погибели!

Среди ребят были оба Голчеки. Микинко все время звал старшего брата домой:

— Ясик, пошли!

— Не пойду.

— Посему?

— Потому.

Раньше на шаг не могли отойти от дома, теперь — пожалуйста. Отца нет — иди, куда хочешь.

Марек почувствовал, что у него горят уши. Красные небось, как маки. Он представил себе, что сказала бы Габа, если бы увидела его сейчас. Она бы выхватила чемодан и поставила бы его на дорогу. «Ему не нужно подрабатывать, как вам, оборванцы! — кричала бы она во все горло. — Пошли, Марек, домой! Брось ты их!»

Не успел он избавиться от мысли о Габе, как сразу же ему показалось, что пожилая женщина, чей чемодан он нес,— Цтирадова бабушка. Марек не знал, почему ему так показалось, но избавиться от этого ощущения уже не мог. Не чемодан был тяжел, но представить себе, что Цтирад выйдет навстречу бабушке и увидит, что он, его сосед по парте, несет ее чемодан, было так тоскливо, что ноги не хотели идти. Особенно униженным он себя чувствовал потому, что боялся Лойзовых кулаков. Хоть бы на улице фонари не горели! Когда Марек проходил под фонарем, он смотрел в землю. Скорее бы Лойзо отдал свой чемодан и взял у него этот.

Лойзо, наверно, был знаком с владельцем чемодана. В конце Железнодорожной улицы он его отдал и получил деньги. Но у Марека чемодан не взял, как обещал, а пошел вместе с другими ребятами. И опять все смеялись над Мареком.

В эту минуту Марек их возненавидел. До сих пор он их просто не любил, а теперь ненавидел. Насмешки ребят раздували его ненависть, как ветер раздувает костер. Теперь уши и щеки у него горели скорее от ненависти, чем от стыда.

Марек стал думать, что сделал бы на его месте Цтирад, его идеал? Цтирад поставил бы чемодан перед Лойзо и приготовился бы к драке. А может быть, он гордо бы произнес, как обычно говорит в таких случаях: это с вашей стороны подлость, ребята, но я вас прощаю, потому что мне не нужно подрабатывать, как вам. Марек не мог драться, но и простить обиду он тоже не мог. Обида была велика, и он ненавидел ребят, но продолжал нести чемодан.

— Ясик, пошли! — слышалось за спиной.

— Сейчас нельзя.

— Посему?

— Потому.

Лацо Голчек хотел видеть чужое несчастье, чтобы свое не казалось таким тяжелым.

Марек пронес чемодан почти через весь город. Он не глядел на дома и на пешеходов, глядел только на ноги владелицы чемодана, на ноги, которые, словно ножницы, отстригали полоски от бесконечно длинной пешеходной ленты. Сквозь слезы эта лента казалась ручьем. Мальчик старался думать, что это его собственный чемодан, и тогда становилось немного легче.

Он несет свой чемоданчик по мелкому ручейку. Ручеек приведет его к Вагу, а Ваг — к Дунаю. Там, где Ваг впадает в Дунай, он будет ждать на берегу свою баржу.

«Откуда ты взялся, Марек?» — крикнет отец с палубы.

«Вас жду», — отзовется он.

Отец спустит на воду шлюпку и приплывет. Потом они быстро догонят баржу. Белое пятнышко впереди станет цифрами 6714, маленькие фигурки на палубе превратятся в маму и Милко. Они с отцом поднимутся на палубу и опять будут все вместе. И пойдут вверх по течению к Братиславе, и нисколько им не будет жаль, что там снова нет остановки. Зачем она им? Ведь они все вместе!

Марек размечтался, и ему стало казаться, что он и в самом деле бегает по палубе и вместе с отцом и Гажо вылавливает бревна.

«Гажо, смотри, какая штука! — показывает Марек на полено. — Дотянешься? »

«Надо дотянуться! Искупаюсь, а дотянусь!» — говорит Гажо и крюком подтягивает полено к барже. Потом Гажо пытается воткнуть в полено железное острие, но у него ничего не получается. Он все не попадает или тычет в край, полено крутится и отплывает.

«Чего в Дунай тычешь? Что он тебе сделал?» — смеется отец.

«Я багор мочу, — отвечает находчивый Гажо. — Чтобы легче воткнулся».

Марек улыбнулся. Отчего же и не улыбнуться, если он на барже? Хорошо!

— Спасибо. — Голос владелицы чемодана прервал мысли Марека. — Я уже дома.

Тяжело было возвращаться с палубы на землю, даже от приветливого взгляда доброй женщины не сделалось легче.

— Держи! — подала она блестящую монету в пять крон. — Небось нелегко было.

Носильщик испугался. Он снова спрятал руки за спину, чтобы женщина не смогла сунуть в них монету. Марека и женщину обступили ребята.

— Спасибо, я не... я только... — Марек не знал, что и сказать. Ему хотелось убежать, но любопытные вокруг стесняли его.

— Ясик, пошли! — сказал Микинко.

— Подожди, узнаем, что он будет делать.

Женщина удивилась. Ей, видно, еще не встречался такой глупый носильщик, и она никак не могла понять, почему он не берет деньги.

— Да возьми! — протягивала она монету.

— Нет.

Марек был не в силах сделать то, что на его месте, без сомнения, сделал бы каждый мальчик. Он не мог преодолеть невидимую стену, которая отделяла его от других ребят, чтобы стать такими, как они. Может быть, ребята только этого и ждали. Может быть, им нужно было доказательство, что он свой.

— Нет, — повторял Марек в страхе.

Марек так и не стал для ребят своим. Еще выше выросла между ними стена, из-за которой он мучился.

— Не хочешь? — спросила женщина и хотела убрать деньги.

Но Лойзо Крнач не растерялся:

— Давайте мне! Мы ему отдадим.

Он выхватил монету и убежал в темноту. За ним побежали и остальные.

Марек не отважился даже поднять глаза. Он попрощался и, пристыженный, отправился домой.