«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)

Дорога по Дунаю была наконец свободна, но от зимней пристани ни одно судно пока не отошло. Речники тоже не сходили на берег, считали, что лучше обойтись остатками своих запасов, чем подвергаться строжайшим проверкам.

Через два дня после того, как утонул пароход «Город Вена», на баржу пришел Гажо.

— Нужна ваша помощь, дядя Янко, — насел он на отца, даже не объяснив, о чем речь. — Нужно вывезти хотя бы двоих. Берега заняли немцы, вы знаете. Обрыскали все углы. Хотя бы двоих вывезите! Ночью они придут к вам на баржу. Спрячьте их!

— Кого прятать? — испугался отец. — Тех, кто взорвал мост?

— Нет, — сказал Гажо. — В порту есть много других, которым грозит беда. Сейчас всех хватают по малейшему подозрению. Вам нужно спрятать двоих. На других судах тоже прячут. Помогите! Я уже обещал.

— Ты с ума сошел?! — Отец даже слышать об этом не хотел. — Прячь их, если ты обещал, а от нас отстань! Не втягивай нас! На баржах тоже проверки. Никого не буду ни прятать, ни вывозить. Никого, никого! Золотом осыпь, не буду!

— Вы должны, дядя Янко! Должны! Схватят их — вместе с семьями расстреляют!

— У меня, что ли, нет семьи? — отговаривался отец. — А моя семья? Ее разве не расстреляют? Я сказал, и довольно. Оставь меня в покое! У меня тоже семья.

— Не найдут их у вас, дядя Янко. За досками спрячутся, их там никто искать не станет. Вывезите только из порта. Они первой же ночью уйдут. Как только встанете на якорь, они уйдут так же незаметно, как и придут. Возьмете их?

— У меня уже мальчишка говорить начинает. Он может проговориться, — сказал отец уже более спокойно и подошел к ребенку, который смотрел на них из манежа.

В эту минуту Кралик был убежден, что даже годовалый ребенок в этой ситуации может принести несчастье. Потом он вопросительно посмотрел на жену. Она молчала и даже взглядом не отвечала ему. Он взял сына на руки и изменившимся голосом вдруг спросил, когда придут эти люди.

— После одиннадцати, — тихо ответил Гажо. — Я знал, что вы не откажетесь им помочь, дядя Янко.

— Пусть поосторожнее будут! — Отец понемногу приходил в себя. — Видеть их не должен никто. Даже Филип... Лучше, чтобы и он не видел. Если у него будет свет, пусть подождут. Он подолгу сидит над книгами.

— Они придут по льду, — сказал Гажо. — Между баржами темно. Немцы у вас уже искали?

— Искали. Четверо их было. Вежливые. Потопали тут и ушли.

— Может быть, и не придут больше, — вслух рассуждал Гажо. — А если придут, за доски глядеть не станут. Не могут же они разобрать все баржи на части? Ждите часов в одиннадцать! Если больше не увидимся, счастливого вам пути! А за бумагами я еще приду! — попробовал он шутить. — Счастливого пути! Привет Мареку!

— Только бы увидеть его! — сказал отец.

— Почему же не увидите, дядя Янко? Только осторожнее будьте, когда эти к вам придут. А главное, не волнуйтесь! Счастливого пути!

Но ночью Гажо появился снова. Уже не в военной форме, а в штатском. Костюм был чуть маловат для него. Гажо пришел вместе с одним из тех людей, кого нужно было тайно вывезти из порта.

Человек, которого он привел, был худой и весь такой скрюченный, словно никак не мог распрямиться после двухдневного сидения под кучей досок, где прятался. Его товарищ никак не хотел уходить из порта, не простившись с семьей. Он надеялся, что в форме Гажо сумеет проскользнуть мимо охраны, а Гажо, в его одежде, подождет на барже.

Отец был недоволен тем, что снова на барже будет шумно, несмотря на то, что Гажо и серб прокрались тихо, как тени. Только отцу все слышались шум, плеск и треск. Он отвел их в нижнюю каюту, в которой заранее завесил одеялом иллюминаторы, зажег фонарь и показал пришельцу место, где можно спрятаться и как оно открывается и маскируется. Ему, конечно, хотелось, чтобы они сразу же спрятались, но он промолчал. Только разложил откидную койку и предложил сесть.

С нетерпением ждали второго пассажира. Гажо договорился, что он стукнет по борту баржи рукой. Ждали, ждали этого стука, но только сердце стучало в груди. Тишина стояла мертвая. Серба все не было. Они уже начали волноваться, не попался ли он немецкому патрулю.

— А может быть, прощанье с семьей — это только предлог... — недоумевал Гажо. — Пришел домой и рад. Не хочется небось уходить.

Пришедший с ним только плечами пожимал. Может быть, он и знал что-нибудь о намерениях своего приятеля, но сказать не хотел, а может быть, тоже ничего не знал.

Время шло. Гажо уже давно пора было возвращаться в часть, но без формы он не мог появиться на берегу. Видно, придется лезть за доски вместо серба. И на рассвете Гажо пришлось это сделать.

— Знаете, не очень-то это и плохо, — сказал Гажо. — Я не раз говорил, что с удовольствием избавлюсь от военной формы. А он вот взял да избавил. Вылез я из формы, как слепой из крапивы. Только тесноват, — щупал Гажо натянутый на плечах пиджак. — Я же вам говорил, что с удовольствием отсюда уеду с вами. Вот так и получается. Больше и желать нечего.

Отцу это все очень понравилось. Ему хотелось этого сразу, как только Гажо с сербом пришли на баржу. Знакомый под палубой все же лучше, казалось ему, чем двое чужих. Он как бы половину опасности передавал теперь Гажо, и на душе становилось легче.

— Только бы тот шалопай не попался, — сказал Гажо. — Коли он дома, пускай сидит! Мне-то все равно — тут я или там. Я всюду дома, и нигде мне не дом. Вы хорошо там наверху закрыли, дядя Янко? Не хватает, чтобы нас захватили врасплох!