«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»
(НАВРАТИЛ Ян)
Часть II. ВОЛКИ
12
Нового матроса звали Арношт Пётраш. На баржу Краликов его назначили в Нови-Саде, там он перед этим несколько недель провалялся в больнице. Едва матрос узнал, при каких обстоятельствах Гажо исчез с баржи, он тут же взял его вещи и принес их рулевому.
Вещей у Гажо было всего ничего: поношенный пиджак, морская фуражка да старый обшарпанный чемоданчик, а в нем две рубашки, носки и куча радиодеталей. Самым ценным среди его имущества был, конечно, ящичек-радио с испорченными батареями. Когда все это добро высыпали на стол, отец только плечами пожал.
— Что я должен с этим делать?
— Да бросьте все в воду, пан рулевой, — посоветовал Арношт Петраш. — И дело с концом.
— А вдруг он придет за вещами? — заколебался отец.
Всерьез он, разумеется, так не думал, но новый матрос тут же поймал его на слове:
— Не придет он, пан рулевой. Дунай вспять не потечет! Для него сейчас важнее всего — скрыться! Он же наверняка боится, что его искать станут. А впрочем, делайте, как знаете. Я вам вещи отдал. Мое дело сторона.
Арношт Петраш был человеком осторожным и явно не хотел иметь неприятности. Свои сомнения он успел заронить в душу отцу. Тому никак не верилось, что вся эта история кончится добром. Ему все мерещилось, что на баржу вот-вот придут и начнут проводить следствие. Еще не хватает, чтобы его заподозрили в том, что он нарочно хранит вещи Гажо и ждет его возвращения. Все, что хоть как-то напоминало о Гажо, стало казаться отцу опасным.
— Всю жизнь бабой был, бабой и останешься! — возмутилась мать. — Я все перестираю и уложу. Если кто и спросит, скажешь, что это твои вещи. Чего ты трясешься?
Марек мечтал о чемоданчике. Собственно говоря, это он его спас. Для отца чемоданчик был ничего не стоящим барахлом, и он собирался выбросить его в воду. Но Марек весь этот хлам считал настоящим сокровищем. Столько проволоки, всяких железок, винтиков, болтов, гаек и другой всякой всячины! Уж лучше все это взять с собой. И приемник тоже, хоть он и не работает.
В чемоданчике оставалось свободное место, и мальчик задумался, что бы туда положить.
— Чалку можно взять? — спросил он отца.
— Чалка-то тебе зачем?
— Просто так. На барже еще две останутся.
— Валяй, бери. Зачем нам тут три чалки?!
— А фонарь? Фонарей у нас тоже три.
— И фонарь бери, и запасной якорь, — шутил отец, видя, что Марек готов прихватить с собой на сушу половину баржи. — Смотри только черепаху свою не забудь! Кто тут будет о ней заботиться?!
— Ну уж ее-то я не забуду!
«Ангел-волк» подарил Мареку два новеньких, еще не очиненных карандаша. После исчезновения второго солдата его словно подменили. Иногда он заходил к Крали-кам посидеть, а по ночам уже не топал у них над головой. Зато новый матрос был какой-то мрачный, неразговорчивый, что-то в его облике не внушало доверия. Словом, полная противоположность Гажо. В первую же ночь выяснилось, что с головой у него явно не в порядке. Ни с того ни с сего он вдруг выбежал на палубу, размахивая поленом и крича что-то невразумительное. Когда отец выскочил посмотреть, что творится на палубе, матрос уже неподвижно лежал возле лебедки, а «ангел-волк» стоял рядом с ним на коленях. Придя в себя, матрос пожаловался отцу, что по ночам его мучают кошмары. Сидит, мол, кто-то у него на груди и душит, душит до тех пор, пока он сознание не потеряет.
И так стало повторяться каждую ночь. Жить с припадочным на борту было невозможно. В Братиславе придется просить другого матроса. Вот почему при одной мысли, что родина уже близка, у всех становилось радостно на душе, хотя и отец, и мать, и Марек знали, что там им придется расстаться.
В последний день мать еще раз перебрала вещи сына. Проверила каждую рубашонку и все утешала его, хотя сама нуждалась в утешении больше других.
— Не горюй, сынок, мы будем к тебе приезжать, — обещала она. — И когда в верховья пойдем, и на обратном пути. Всякий раз будем к тебе заглядывать. Каждый месяц будем видеться. Только учись хорошо и слушайся бабушку. Зимой отец возьмет отпуск и мы подольше поживем с тобой. А в школьные каникулы снова будешь с нами на барже. К тому времени, может, и война кончится и все станет, как прежде. А однажды мы приедем и никогда больше не уедем. Дом построим, отец начнет работать на берегу. И снова будем все вместе. Вот хорошо-то будет!
Собирая мальчика в дорогу, она старалась успокоить его и мысленно возвращалась в прошлое, как бывает в подобных случаях. Особенно запомнилась ей история, которая произошла минувшей весной.
В низовьях Дуная пошли они как-то на шлюпке к берегу. А тут матрос с соседней баржи подстрелил дикую утку, взлетевшую с гнезда. Жаль было оставлять насиженные яички, и Кралики переложили их в отцовскую шапку, а потом привезли на баржу. Яйца уложили в ящичек и поместили поближе к плите, а сверху прикрыли подушкой, которая должна была заменить утку-мать. Через несколько дней в каюте послышался писк. Заглянули в ящик, а там, высоко подняв головку, уже бегал утенок. Вот он я! Тут как тут!
Ух как радовался Марек! Он то и дело приподнимал подушку, а перед его глазами совершались настоящие чудеса. Яичко раскалывалось, и на свете одним живым существом становилось больше. К вечеру ящичек был полон живых чудес!
— Марек, не задави их!
— Да я их только поглажу.
И до чего бойкие, живые, смышленые!
— Когда обсохнете, — обещал Марек, — отнесу вас на палубу и покажу вам берег, откуда мы вас принесли.
— Да не тискай их так! — поминутно напоминала мать. — Вот увидишь, они у тебя передохнут.
— Так ведь я легонечко, — отвечал мальчик и в ладонях приносил матери утенка. — Ты только потрогай, какой он мягонький!
Мать сварила для утят куриное яичко вкрутую и покрошила его над ящичком.
Часть крошек упала на дно, и утята тут же все склевали, а кое-что попало им на спины, и они клевали еду прямо друг с друга.
Марек смеялся:
— Чего доброго, поотклевывают друг дружке и лапки и клювы! Какие смешные, какие глупенькие! — Он радовался, а глядя на него, радовалась и мать. — Папа, сколько их? — кричал Марек отцу в рулевую рубку. — Угадай, сколько их?
— Не знаю.
— Ну, пусть тогда Гажо угадает!
— И ему не угадать.
— Ия тоже не знаю, — смеялся Марек. — Их никак не сосчитать, они все время перепутываются. Смотрите-ка, а один калека! Хромой!
Мать вынесла на палубу табуретку и села вязать кофту. А Мареку не терпелось показать утятам берег. Он вытащил ящик на палубу и высыпал из него всю эту бойкую мелюзгу. Представьте себе, что фарфоровое блюдце вдруг выскальзывает из рук, разбивается на мелкие кусочки и они разлетаются в разные стороны. Так и эти малыши. С палубы они попрыгали прямо в воду. Марек только успел в ужасе крикнуть:
— Убежали! Туда... — показал он на утят, которые уже успели на воде сбиться в стайку. — Они же утонут!
— Дикие утки утонут? Вода — их дом родной. Они дети воды, — как могла, успокаивала его мать.
Потом они с Мареком перешли в рулевую рубку, чтобы лучше видеть утиную стайку, которая быстро направлялась к берегу. Еще минута, и стайка превратилась в маленькую темную точку. Тогда Марек повернулся к матери и сказал:
— Опять я один остался.
О том же подумалось и матери, и она расплакалась.
Отец принес скамейку, поставил на нее Марека и дал ему подержать штурвал. А мать стояла рядом, и сквозь слезы речные просторы казались ей еще более необъятными, а сами они вместе со своей баржей — совсем крохотной точкой на этой бескрайней глади.
— Ты что же, собирался сделать из утят матросов? — пытался успокоить мальчика отец. — Матросами могут быть только настоящие мужчины, как ты да я! Не плачь! Вот осенью они полетят на юг, мы им помашем. Ты видел, как летят дикие утки?
— Вот так! — замахал руками Марек.
И мать попыталась сделать то же самое. А глядя на них, и отец, закрепив штурвал, тоже замахал руками. Словно в этот миг всем им вдруг захотелось куда-то улететь. Как можно дальше! Подальше от баржи! Но тут же пришлось остановиться, потому что к трапу, ведущему в рулевую рубку, откуда-то приковылял хромой утенок. Он, видно, не сумел перепрыгнуть через борт вместе с другими утятами и своим печальным писком словно хотел сказать людям: «Зря вы так размахались! Улетают только сильные. Слабые остаются. Вот и я тоже остался. Посмотрите на меня!»
Именно эту историю вспомнила мать, собирая Марека в дорогу. Случилось ведь именно так, как «пророчествовал» маленький хромой утенок.
— А почему бы вам не уехать вместе со мной? — принялся вдруг рассуждать будущий школьник. — У бабушки места много. Она сказала, что мы все у них поместимся. Поехали вместе со мной!
— А есть мы что будем, Марек? — беспомощно спросила мать.
— То, что бабушка сготовит. — Мальчик разом решил все житейские проблемы.
— Ах ты рыбонька моя! — Мать погладила его по голове и расплакалась.
Вдали появился Братиславский град. Кралики с печалью и горечью смотрели на него из рубки.
— Вот мы и дома, сынок! — показала на град мать. — Вот она, наша «перевернутая табуретка». А нам дома даже и присесть некогда. Да ты и сам все знаешь. Опять нам скитаться по белу свету!
|