«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»
(НАВРАТИЛ Ян)
Часть II. ВОЛКИ
11
Спать Марек отправился еще до швартовки, но заснуть не мог. Он лежал и злился, сам не зная на кого. Когда и где заканчивать плавание — решать не рулевому, а тем более не матросу. Их дело следить за пароходом и при помощи штурвала удерживать баржу на правильном курсе. Капитана парохода Марек не знал, да и на него тоже грешно было бы обижаться. Словом, виноватых не оказалось, а на душе все равно было плохо.
Когда мать с отцом спустились в каюту, Марек притворился спящим. Он слышал, как отец откинул скамью, как мать положила на нее подушку и одеяло, как скамья заскрипела, когда отец начал укладываться. Мать проверила, хорошо ли укрыт Марек. Потом и сама легла на нижнюю койку, и при этом койка Марека качнулась. И снова стал слышен только шум течения, которому в ту ночь вторили удары дождевых капель.
Все уже начали засыпать, как вдруг сверху послышалось какое-то странное тиканье. Сначала тихо, потом все громче и громче. Нет, это не часы... Да и откуда им взяться на палубе?! Это стучали сапоги немцев. Видно, кто-то из них ходит по палубе. Но зачем? До сих пор они по ночам всегда спали. Почему именно сегодня, в непогоду, один из них вздумал разгуливать по палубе?
Таинственные звуки начали затихать. Все с облегчением вздохнули. Наконец-то можно уснуть. Но звуки повторились, и на этот раз с удвоенной силой. Стук сапог по палубе чем-то напоминал глухие удары молота. По этим звукам можно было безошибочно определить, куда направляется «ангел-хранитель». Вот он идет с носа, обходит кормовую рубку и по другому борту возвращается назад.
— Ты слышишь? — прошептал отец. — Ходит и ходит...
— Может, просто замерз, — предположила мать. — Не обращай внимания, спи.
Отец и рад бы уснуть, да разве под этот стук уснешь? Но что еще хуже, в голову лезла мысль: а вдруг на палубе творится что-то неладное?
— Пойду-ка посмотрю, — сказал отец и стал в темноте пробираться к трапу.
— Никуда не ходи! — запротестовала мать. — Какое тебе до него дело?
— Не бойся, я только в иллюминатор взгляну.
Отец поднялся в верхнюю каюту и, заглянув в иллюминатор, увидел темную фигуру, которая как раз в этот момент возвращалась с носа. Когда фигура обогнула каюту, отец увидел ее уже в боковом иллюминаторе. Даже при слабом свете фонаря, висящего на кормовой рубке, можно было разглядеть пятнистую плащ-палатку, под которой угадывались очертания автомата. Ту же самую картину отец увидел и из других иллюминаторов. Вот только лица немца он не разглядел. Как отец ни ломал себе голову, а понять, чего ради солдату вздумалось бродить по палубе в такое время, никак не мог, и вдруг его осенило.
— Они стоят на часах! — сообщил он о своей догадке жене, спустившись в каюту.
— Стоят на часах? — удивилась мать. — Почему же до сих пор они этого не делали?
— А сейчас, стало быть, должны. Ведь один-то берег сербский, а немцы с сербами воюют. Вот из-за них и несут караул.
— Вот оно что, — поняла мать. — Только бы не топали так всю ночь! Как будто по голове ходят. Боюсь, не заснуть мне теперь до утра!
Мареку тоже не спалось. Он лежал молча. Что это такое — «стоять на часах»? Тревога родителей передалась и ему. Ясное дело, случилось что-то нехорошее. Разве тут заснешь, если на палубе происходят какие-то странные вещи! Интересно, какой из «ангелов» там топает, пытался он угадать. «Ангел-волк»? А может быть, «ангел-паук»? Марек отчетливо представил себе «ангела-волка» со злыми огоньками в глазах. В воображении мальчика он начал постепенно превращаться в призрак, который все ходит да ходит и таскает по палубе огромные часы, ищет, куда бы их пристроить. А вместо цифр на циферблате трепещут языки пламени, то и дело оборачиваясь стаей волков.
— Нет, я все-таки пойду скажу, чтобы он перестал топать, — прошептал отец. — Скажу, что нам рано вставать. Он-то может валяться хоть весь день, а нам выспаться нужно.
— Не ходи! — пыталась удержать его мать. Ей уже мерещилось, что наверху не человек, а какой-то оборотень. Он вдруг предстал перед ней в совершенно ином образе, чем днем. Может, то, что она видела днем, всего лишь обман? — Ну погоди еще минутку! Может, он и сам перестанет, может, ему надоест ходить. Хорошо, хоть Марек-то спит.
— Я не сплю, — вдруг позабыв обо всем, отозвался Марек. — Лучше скажите, что значит «стоять на часах»?
— Сторожить или охранять, — объяснил отец. — Чтобы никто не пробрался к нам на баржу. Чтобы мы не боялись. И ты тоже не бойся!
— Я не боюсь, — солгал мальчик.
— Тогда спи.
— Как же мне спать, если он топает? Я все время просыпаюсь.
— Не обращай внимания и спи. Не слушай! Мы тоже будем спать. Спокойной ночи.
Но как ни старались Кралики заснуть, сон не шел, и с каждой минутой все становились только бодрее. Отец предпочел бы сейчас стоять у штурвала. Он совсем было собрался выйти на палубу и сказать солдату, чтобы тот перестал вышагивать, но что-то удерживало его. Чувство неуверенности, что ли? В самом деле, а как поведет себя солдат, если вдруг к нему обратиться? Солдат ведь на часах, а служба есть служба. Он должен делать то, что ему приказано. Отец взглянул на будильник со светящимся циферблатом. Маленькая стрелка стояла на двенадцати, большая к двенадцати уже подбиралась. Разбудить людей в такое время! Идиоты проклятые! Отцу даже кровь бросилась в голову, когда до него дошло, что на своей барже он уже не хозяин! Проклятый груз! Проклятые ящики! Что же такое в них, если приходится все это терпеть?
Ровно в двенадцать часов топот прекратился. Кралики решили, что немцы пошли спать, что караул у них лишь до полуночи, но, оказывается, пауза означала только смену караула. Топанье снова возобновилось. Звучало оно еще неприятнее, — на каждом шагу слышалось царапанье гвоздей о палубу. Новый часовой приволакивал ногу.
— Уж скорее бы пройти Сербию, — шептала мать. — Или хоть пороги...
Она представила себе плавание через ущелье с «ангелами-хранителями» на борту. Сразу же вспомнились рассказы речников с других барж. Их-то баржу на порогах еще ни разу не обстреливали, а теперь всего можно ожидать... Хаос мыслей вылился в короткую фразу:
— Чую, быть беде! Пусть хоть ребенок поскорее выберется отсюда, пусть хоть он не будет терпеть этот постоянный страх!
Отцу показалось, что Марек дышит тяжело и прерывисто. Он подошел к койке сына, привстал на цыпочки и заглянул в лицо. Нет, он не ошибся. Мальчик был весь в поту и порой вздрагивал. Под топот сапог на палубе ему, наверное, снился страшный сон.
Уже с весны мальчику все чаще стали являться во сне волки и картины ледохода в оршовском заливе. То, что днем забывалось, что помогали изгладить из памяти родители и Гажо, ночью снова возвращалось в сновидениях. Невозможно было навсегда избавиться от кошмаров, которые довелось увидеть там.
— Нет! Не пойду! — выкрикнул мальчик во сне и судорожно обхватил руками отца за шею, словно тот тоже был действующим лицом в его сне.
— Не бойся, Марек! Мы тут, не бойся, мы с тобой! — будил его отец. — Пойдем я перенесу тебя к маме и сам буду с вами.
|