«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)

На другой день Мареку даже в город идти расхотелось. Перед обедом он собрался порыбачить, но едва за-кинул удочку, возле него словно из-под земли вырос портовый сторож: «Ферботен! Запрещено!» Будто от одной рыбешки Дунай обеднеет!

Рудо жил на набережной Инна. Тащиться туда пришлось через весь город. Чтобы сократить дорогу, шли узкими улочками, застроенными многоэтажными домами. С двух сторон город был зажат реками, которые не давали ему разрастаться вширь, вот он и тянулся в высоту. В верховьях Дуная таких городов немало.

— Вот увидишь, как разлился Инн, — рассказывал дорогой Рудо. — Когда он выходит из берегов, вода в нем белая-белая, как известка.

— Да я уже видел, — ответил Марек.

— Где это ты мог видеть? — удивился Рудо. — Ведь ты на Инне никогда не был.

— А вот и был! Там, где он впадает в Дунай. Мы же проплывали, когда сюда шли.

— И все-то ты видел! — смеялся Рудо. — А Ильц тоже видел?

— И Ильц видел! — кричал Марек. — В бинокль из рулевой рубки.

— А какой он?

— Совсем черный. И в Дунай впадает с другой стороны.

— Да-а, успел, значит, повидать!

Рудо радовался, что он уже не один в этом чужом городе. А Марек за разговорами совсем забыл о неприятной истории с портовым сторожем.

— Вот одну вещь ты уж точно не видел, — не сдавался Рудо. — Как солдаты маршируют.

— Как это?

— Вот так! — И Рудо показал, как маршируют солдаты. — А теперь смотри хорошенько. Сейчас настоящих солдат увидишь. Они выйдут вон с той улицы.

Марек взглянул в ту сторону, куда показывал Рудо. В конце улицы виднелся купол храма святого Стефана, но сам храм с двумя башнями закрывал угловой дом. Вскоре из соседней улицы и вправду показались солдаты и зашагали прямо к ним. В такт грохоту сапог раздавалось зычное пение. От этих звуков, казалось, вот-вот рухнут стены домов. Нельзя было понять: то ли солдаты стараются перекричать свой топот по булыжной мостовой, то ли хотят заглушить пение топотом своих сапожищ.

— А ты откуда знал, что они пойдут? — спросил Марек у Рудо, когда колонна скрылась из виду.

— Услышал, — ответил Рудо. — Уши-то у меня для чего? Не надо быть ясновидящим. Они дни и ночи маршируют.

— Вот эти самые?

— И другие тоже. Солдат здесь столько, что и не сосчитать. А нам-то что до них? Пусть себе топают, куда вздумается. А мы пойдем своей дорогой.

— Далеко еще? — спросил Марек.

— Если ты устал, могу посадить тебя на плечи. Хочешь?

— Да я не устал, только хочу знать, где это.

— Сейчас придем.

У Рудо в комнате они долго не задержались. Кроме восьми железных кроватей, старых одеял и еще более старых чемоданов, тут ничего интересного не было.

На Инн они посмотрели в окошко. Он был действительно какой-то неестественно белый. Словно это не река, а мираж. Рудо и Марек вернулись на набережную и пошли вдоль мутно-белого потока к устью реки. Потом сели на скамейку и стали наблюдать, как сливаются реки. Граница между окрашенными в разный цвет водами терялась где-то вдали, так что в точности определить, где она проходит, было невозможно.

Рудо и Марек пришли к выводу, что Пассау для Дуная — очень важный город, потому что именно здесь Дунай обретает тот цвет, который сохраняется до самого моря. Словацкие реки Ваг и Грон на цвет Дуная не влияют, но делают его более полноводным. Пассау действительно важный город для Дуная, потому что именно здесь встречаются три реки, и вот ведь как случилось: Кралики, родственники, тоже здесь встретились.

Обратно на баржу дядя с племянником снова шли по набережной, против течения Дуная.

На стене одного из зданий Марек увидел давно знакомое ему изображение водяного с двумя заплаканными детьми, мальчиком и девочкой, которых водяной тащил под мышкой.

Этой картиной речники обычно пугали своих детей, чтобы те держались подальше от борта судна. С баржи водяной выглядел куда более грозно, чем с берега, так что дети речников отваживались смотреть на него не иначе как сквозь пальцы. А сейчас Марек во все глаза смотрел на водяного. Он был для Марека такой же достопримечательностью в верховьях Дуная, как шлюз или Валлгала.

Валлгалу Марек запомнил в прошлом году, после того как герр Цвейг, рулевой с немецкой баржи, много рассказывал о ней и показывал картинки. С тех пор Валлгала стала для мальчика не просто белым зданием с великолепной колоннадой, но местом, куда после смерти попадают все выдающиеся немцы. Он мечтал побывать там и получше разглядеть бюсты этих великих немцев.

— А в шлюзе ты был? — после недолгого молчания спросил Марек.

— По правде сказать, еще нет, — признался Рудо. — Но как-нибудь побываю. От Пассау до него рукой подать.

— Ты и в Валлгалу сходи, — посоветовал ему Марек. — В шлюзе пароходы входят в большую камеру, там вода их поднимает все выше и выше. Потом ворота открываются, и пароходы могут плыть дальше. Шлюз — это как ступенька.

— Мне бы там было страшно, — сказал Рудо. — Ты ведь тоже боялся, а? Ну, признайся, страшно, когда вас вода вверх поднимает? Только честно!

— В шлюзе я не боюсь. А вот в Пратере страшно. Особенно в замке с привидениями. Едешь, едешь на тележке — и вдруг перед тобой череп, бр-р-р-р...

— Ой, лучше не рассказывай, — взмолился Рудо. — Посмотри, как у меня колени трясутся, у-у-у!

Мареку было хорошо со старшим товарищем. Он бы с удовольствием рассказал ему все, что когда-либо видел. Рудо правильно угадывал, в каком месте нужно удивляться, в каком бояться, а где просто посмеяться.

Когда они поднимались по трапу на баржу, Рудо чуть было не угодил в скверную историю. С подъемного крана сорвался мешок, и из него на набережную просыпался черный перец. Рудо вернулся, чтобы набрать в карман немного перца. Тут подскочил сторож, и, не вмешайся отец, Рудо увели бы в комендатуру. Потом рабочий с метлой подмел весь просыпанный перец, до последнего зернышка.

— Чтоб у вас от него в штанах защипало! — ругался Рудо. — Чтоб вы от него заплясали!

— В другой раз не будешь у них из-под носа таскать, — хохотал Гажо. — Лучше уж прямо со склада. Я тебе наберу, хочешь? — И Гажо отправился на склад. — Ладно, возьмем, когда они выгрузятся и уедут, — сказал он, вернувшись. — С нами немцы ничего, посмирнее.

«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)