«ФОНАРЬ МАЛЕНЬКОГО ЮНГИ»

(НАВРАТИЛ Ян)

В военное время одно примечательно: как только приблизится линия фронта и сверкнет от нее искра или свистнет в воздухе щепка, обыватели зарываются в землю и видеть ничего не хотят, слышать ничего не желают. Но вот перевалилась волна фронта, пошла греметь дальше, и поднимает голову разный народ: все они, оказывается, видели, все слышали. Да вдобавок обыватель все знает. Днем с огнем не сыскать на улице дурака. Все твердят одно и то же:

— Русские пришли. Свободу принесли! Я еще с начала войны знал, что русские нам помогут.

И можно было бы сказать обывателю: почему же вы молчали в тот грозный час, когда надеждой звучали бы эти слова? Кому теперь нужен ваш запоздалый ум?

Ладно, руку на сердце и уста на замок! Только собственную отвагу и страх мы способны познать целиком, но стоит ли искать меру страха и меру отваги?

Господин Слёзачек вчера вечером провожал немцев с плачем, с бутылкой в руке, а сегодня вышел навстречу русским, и те же слезы в глазах, та же бутылка в руках. И он крепок задним умом. Скажете, та же шкура, только навыворот? А что, если нет? Давайте не шкуру иметь в виду, а руки!

А что, если и в жизни, как на уроке: трясется ученик, замирает, вдруг вызовут? Вдруг укажет на него грозный учительский перст?! И тьма в голове у него, и мрак. Но вот звонком обозначится перемена, выходит из класса «страшный» учитель, и такое вспомнится вдруг ученику, чего никогда и знать он не знал и ведать не ведал. Может быть, незнание — дело страха? Давайте уберем страх, и светом сменится темнота!

Когда Марек насмотрелся на русских, он прибежал в сад и стал помогать матери, Габе и Юдите выносить из убежища припасы, потому что отчаянный страх сменился теперь естественным чувством, которому название — голод. Наконец Марек вынес свой корабельный фонарь. Он хотел долить в него керосина, но не стал. Нескоро теперь понадобится фонарь. Марек повесил его в сарае на гвоздь и вернулся в сад.

— Вот мы и на свободе! — кричал из соседнего сада Лойзо Крнач.

Марек его еле узнал. Лойзо был закутан в лисий воротник, и руки у него были заняты: вместе со старшим братом он таскал из опустевшего дома лесничего разные вещи. Все добро лесничий забрать с собой не сумел, когда уходил с немцами.

Все люди представляли себе войну одинаково, потому что опыт был один и тот же у всех. И интерес был тоже у всех один: всем хотелось дожить до свободы. Но вот она пришла. Опыта свободной жизни у людей давно уже не было, поэтому по-разному они представляли ее себе, и в разные стороны разошлись их интересы. Лойзо Крнач чувствовал себя свободным в лисьем воротнике.

— Ты видел взорванный мост? — спросил его Марек.

— Нет, — ответил Лойзо. — Что? Только опоры торчат?

— И арки.

— А пройти по нему можно?

— Конечно, нет.

— А как же я к бабушке в Шйнтаву поеду? Скоро черешня поспеет, — жаловался Лойзо. — В корыте переберусь. Тоже буду матрос.

В другом саду, через три забора, мальчики Голчеки искали в яме осколки бомбы.

— Ясик-мясик! Много нашли?

— Целую шапку.

Дежо Хорват помогал отцу заколачивать досками окна. От взрыва у них вылетели все стекла. Говорят, при взрыве такой бомбы нужно лицом лечь на землю. Но если бы перед этим сказали: «Внимание, внимание! Сейчас мы сбросим на вас бомбу, лягте, пожалуйста! Раз, два, три — летит!»

Взрывной волной убило осла у старухи Урбанковой. На площади бомбы уничтожили три немецкие грузовые машины вместе с солдатами. Разве солдаты не знали, что нужно лечь на землю? Всё знали, только не успели. Судьба заглушила моторы. Подкралась, как дух. Знаешь или не знаешь — войне все едино.

— Принеси-ка водички, — попросил Марека дедушка и оперся о лопату.

Перед ним чернела вскопанная земля. Вот так себе представлял свободу дедушка.

Марек представил себе свободу так: нет теперь линии фронта между ними и отцом, все теперь на одном берегу. Ему стало казаться, что отец уже дома. Свобода вернула отца.

Гажо, видимо, представлял себе свободу так, что не должен выполнять обещания. Вернулся Рудо и сказал, что Гажо не передавал ему привет от родных. И за чемоданчиком Гажо не явился. И до сих пор ничего о нем не известно. Все сходится на том, что погиб он, наверное, в последние дни войны.

Маленький Милко в день освобождения нес домой драгоценную находку. Он обнаружил ее в кустах у забора, мимо которого ночью уходила длинная колонна немецких солдат.

— У меня есть мячик, мячик у меня! — кричал он маме, когда она выходила из убежища.

— Что, что?

— Мячик. Держи! Бросаю!

— Боже мой! У него граната! — воскликнул дедушка. — Милко, не бросай!

— Бросаю, лови!

— Не бросай! Папка вернется и не увидит тебя! Не бросай!

— Лови, лови, — смеялся Милко.

— Дай сюда! — направился к нему дедушка, но Милко весело побежал от него.

— Милко!

— Все в убежище! Оставьте меня с ним одного! — крикнул дедушка.

Но никто его не послушался. С испугу его и не слышали.

— Милко, слушай меня хорошо, — говорил дедушка тихо и рассудительно. — Это не мячик. Дай мне! Это страшное! — протягивал он к мальчику руку. — Если ты мне его не отдашь, ты уже не увидишь папу. Послушайся меня! Это не мячик!

— Мячик, мячик, мячик... — стучал Милко пальчиком по гранате. — Лови!

Тут подоспел Марек:

— Милко, птичка летит! Вон, наверху, — показал он на небо. — Летит, летит!

Милко на мгновение поднял глаза, и тогда Марек взял из его рук гранату и подал дедушке.

Все перевели дух.

— Как будто сами мало зла натворили, — говорил дедушка, глядя на вытоптанную тропинку, по которой ушли немцы. — Еще и это оставили...

Да, только маленький Милко не радовался свободе, потому что ничего еще не понимал.

— Отдайте мне мой мячик, — плакал он. — Отдайте мне мой мячик! Я папке скажу...